Мария Журавлева (Санкт-Петербург). Марк Басанин и я
Студентка, учится в Санкт-Петербургском университете, филологический факультет, русское отделение. Участница Санкт-Петербургского творческого историко-литературного объединения "Studia biographica" под руководством Бориса Бессонова.
МАРК БАСАНИН И Я
Я студентка, учусь в С.-Петербургском университете, филологический факультет, русское отделение. Студенткой я стала будучи школьницей, придя во Дворец творчества юных, где действовал (действует и поныне) Институт Петербурга. Здесь, в семинаре «Studia biographica», я повстречалась с Марком Басаниным.
Началом знакомства была фотография. Портрет помещен был в фундаментальном издании — в биографическом словаре «Русские писатели. 1800-1917». Подпись гласила: Лашеева Лидия Алексеевна (псевд.: Марк Басанин; 20.9.(2.10), Москва — нояб. (?) 1941, Ленинград), прозаик. Далее следовала статья с краткими сведениями о жизни и творчестве [4, с. 294-295]. Несколько позже то же лицо я встретила в книге «Феминизм и российская культура», в составе статьи о «Загадке “Марка Басанина”» [10, с. 119].
Я занялась бы иной биографией, если бы не портрет. Во взгляде, в прическе, в фигуре, в осанке словно просвечивал мужской псевдоним. Образ притягивал тайной судьбы. Выбор из множества лиц Словаря сделан был в пользу Марка Басанина. Так мы повстречались — я, старшеклассница, и мой спутник писатель 1880-х — 1920-х годов.
* * *
В 1923 году, 30 августа, за подписью Марк Басанин, были предложены — кому, неизвестно — «краткие сведения» о жизни писателя. Я привожу их в выборке мест, не отразившихся или бегло отмеченных в упоминавшихся выше статьях. Рукопись документа [1а] в печати не появлялась.
«Я родилась 20-го сентября 1862 года в зажиточной купеческой семье. С раннего возраста находилась в соприкосновении с бытом купцов, мещан, торгового люда, духовенства, военной среды от простого солдата до важного и всесильного генерала, литературной и актерской богемы, монахов, странников, раскольников, начетчиков, приживалок, самого разнообразного и богатого, и средней руки, и бедного люда. Весь этот пестрый, шумный, несуразный, буйный, яркий уклад Москвы был мне знаком, ясен, понятен, был для меня своим родным, бесчисленными нитями цеплявшемся за меня и мой личный мир. И хотя этот мой личный мир все выше и дальше уходит от этого уклада, последний и по сие время сохранился в памяти моей, как необычайно богатый и по форме и по содержанию и по огромному количеству действующих лиц, красочное и жизненное зрелище».
Судьбе захотелось, чтобы девочка выросла в среде, изумляющей множеством лиц разного звания и состояния. Отсюда пролег жизненный путь от мирной Москвы до блокадного Ленинграда. Здесь был предуготовлен мужской псевдоним будущей беллетристки.
«К четырем годам я свободно говорила по-французски — мать отлично владела этим языком — и выучилась читать по-русски и по-церковнославянски. В 7 лет читала, писала и говорила и по-французски, и по-немецки...»
Легкое усвоение иных языков в будущем привело в дальние страны (западноевропейские, южноамериканские) и проявилось в переведенных произведениях Шекспира, Сервантеса, Золя; к ним можно добавить некогда популярных А. Смайльса и А. Крэка.
«Одиннадцати лет меня отдали живущей в пансион Дельсаль — где окончила образование и мать моя...»
Мать и дочь не нашли общего языка. Дочь вела себя независимо. Об этом рассказано в повести «На пороге жизни. Из детских воспоминаний» (1894).
«Когда мне исполнилось 14 лет, отец мой, после пожара, разорился и тогда же заболел нервным параличом, от которого и умер через 7 лет».
Отец был купец, родом из малороссов, мать из дворян. Отсюда разнообразие лиц, повстречавшихся в самом начале жизненного пути. По смерти отца мать и дочь примирились: «Это сделала могила того, кто тщетно старался примирить нас при жизни, любя нас и болея за нас обеих» [7, с. 153]. Отец должен был умереть для того, чтобы его любовь победила. Он умер, «певец с замечательным голосом», но голос его все так же звучал в памяти будущего Марка Басанина.
«... Наставница наша Лариса Федоровна Логановская, приглашенная к нам в дом, когда мне шел девятый год, и прожившая у нас 5 лет, была очень образованная особа, прекрасно владевшая европейскими языками, хорошая музыкантша и педантично добросовестный и точный человек. Именно ей я обязана той духа и тела, той способностью к труду, той выносливостью, всем тем запасом энергии и воли к борьбе, без которых, в соединении с здоровьем действительно исключительным, нельзя бы было прожить такую сложную, большую и трудную жизнь».
Ранний дар слова, редкостное здоровье, поток впечатлений от зрелища лиц разного состояния, урок на всю жизнь от домашней наставницы предопределили последующий путь женщины и писательницы.
«Всех детей у меня было 10. Из них в раннем детстве умер только один. Все остальные — семь сыновей и две дочери — все выросли здоровыми, сильными и способными, даже даровитыми. Средств ни у меня, ни у мужа, не было, служить мы не хотели и не сумели бы, если б захотели, а семья была большая и кормил нас свободный труд».
Отсутствие постоянного заработка по службе и в то же время девять детей — такое дано было только таланту, счастливо соединенному со здоровьем и мужеством. Литературное творчество обеспечивалось «только своими усилиями труженика», черпающего свои силы «в любви к избранному труду и в сознании своей независимости».
«Невозможно было с такой семьей на руках сидеть за письменным столом часами, не отрываясь, и очень было возможно, напротив, кормя ребенка, ухаживая за ним и нося его на руках, в течение двух часов продиктовать печатный лист, при условии, конечно, что то, что диктуешь, уже все обдумано и знакомо. А позднее, когда мой талант созрел, а техника достигла совершенства, я пришла к тому, что писатель — художник слова и что именно не писать надо, а говорить».
Женщина-мать и женщина-сочинительница сблизились до предела. Семья увеличивалась почти ежегодно. Вышли из обихода перо и бумага. Стала незаменимой стенографистка. Произведения устного слова пользовались успехом и удовлетворяли нуждам семьи. В просьбе о помощи в Академическую комиссию от 8 февраля 1906 года (повод для обращения — заражение крови) сообщалось о детях: старшему 15, младшему 2 года. Просительница сама воспитывает детей, учит их и готовит в учебные заведения. Средний литературный заработок — от 1,5 до 3-х тысяч рублей в год [2а].
«Жизнь моя была нелегкая, но другой я бы не захотела. Она была мне по плечу, по силам. И так много еще было этих сил, что я увлекалась спортом, совершала большие экскурсии пешком и брала призы на шоссейных велосипедных гонках».
Победы во Франции сравнимы с успехом в самом Петербурге в 1895 году.
По сообщению журнала «Велосипед», «г- градоначальник разрешил ей ездить по городу после строгого экзамена, который лично произвел у себя во дворе 19 сентября, в 8 ½ утра. . Ей выдали после этого “мужской" номерной знак, и она ездит по городу на мужском гоночном велосипеде, в мужском пиджаке и картузе. Г- Лашеева вообще предпочитает мужской костюм женскому» [1, с. 646-647]. В той же заметке было отмечено, что «г-жа Лашеева известна в литературе под псевдонимом "Марк Басанин»"». Даже одежда была «псевдонимной».
«Много раз и одна и с семьей живала за границей, объехала всю Южную Америку на велосипеде и купила себе там за 150 песо (75 рублей) землю, куда и мечтала перевезти свою семью».
Решению расстаться с литературным трудом, сменив его земледельческим, как у предков отца, предшествовали в выборе жизненного пути драматические курсы, слушание лекций в Сорбонне и Школе права (Париж), экзамен на звание зубного врача, пять лет бесплатной работы в больнице для бедных (Петербург). Желанная Аргентина осталась в мечтах. Семье суждена была жизнь в Петербурге.
«... За год до войны я потеряла мужа своего, друга и товарища, Анатолия Ивановича Лемана, а потом три моих старших сына пропали без вести. Одной без помощников пришлось мне вести свою ладью по жизненному морю и в бурю власти и в бурю революции».
В 1892 году Марк Басанин опубликовал «Биографический очерк А.И. Лемана» («Родина», «№ 13; подпись М.Б.); в 1900 (СПб) издал со своим предисловием книгу А.И. Лемана «Письма о скрипке и о виолончели»; в 1914 (СПб) в «Книге о скрипке», изданной А.А. и М.А. Леманами, сыновьями покойного автора, поместил поместил со своим предисловием завещание сочинителя. К 1924 году по документам числились сыновья Артем, Матвей и Олег. Важно отметить, что Л.А. Лашеева и А.И. Леман — в противоположность тому, что считается, — официально не значились как супруги. Брак был гражданским. Фамилию Леман носила по мужу Н.Е. Степанова. От этого брака родился сын Лев [5а]. Судьбы скрипичного мастера и писательницы (писателем был и муж) соединились около 1890 года. Детям присваивалась фамилия матери [4а]. Марк Лашеев и Марк Басанин, с их апостольским именем, были если не сверстники, то близко к тому.
«Сейчас я старуха, но я еще бодра и сильна, люблю свой труд и работаю над второй частью моего большого романа, первая часть которого "Великий провокатор" закончена. Не знаю, удастся ли мне выполнить мою задачу и достойно зафиксировать важность и торжественность исторического момента, бурную яркость событий, зрелищную картинность толпы и отдельных лиц, — всего, что принесла с собой и так широко и мощно развернула перед миром Революция».
Вновь было пережито нечто подобное встрече с Москвой в юные годы: такое же, как и увиденное впервые, «огромное количество действующих лиц, красочное и жизненное зрелище». Последующие годы не привели к завершению работы. Что же произошло? Ослабло здоровье? Осталось надолго — так же, как в 1905 году после заражения крови и в 1919-м после голодной водянки. Возникло сомнение в «важности и торжественности исторического момента»? И это не так. Что же остановило любимейший труд? Не коренится ли ответ на вопрос в самих сочинениях — в незавершенной первой части романа и в произведениях, близких к нему по теме и по масштабу?
Герои романов Марка Басанина обычно живут в широком пространстве мест и людей.
Можно сказать, что толпа выступает своеобразным героем произведений, так или иначе затрагивающих вопросы судеб страны. Например, в романе «Клуб Козицкого дворянства» (1892): «В ней [норе] жили выдающиеся люди, крикуны, горланы, женщины с широким взглядом на жизнь — "элементы", "квинт-эссенция", "соль земли", по терминологии туземцев. По вечерам здесь пили, пели, кричали, вели "принципиальные разговоры", создавали "грандиозные" проекты, предлагали "государственные" реформы, а под шумок объяснялись в любви и назначали свидания"» [6, с. 3].
Пределы пространства, вмещающего картину общественной жизни, особенно широки в замысле сочинения об истории рода. Об этом мы узнаем из письма, адресованного писателем С.Н. Шубинскому, редактору журнала «Исторический вестник»: «Разбираясь в разных баулах да ларцах моей покойной бабушки, я нашла преинтересные семейные записки, множество писем и документов, относящихся или к прошлому столетию, или к началу нынешнего, несколько родословных и тому подобных рукописных памятников, представляющих богатый материал для той бытовой хроники, о которой помнится у нас с Вами был разговор. Мне очень хочется приняться за нее и попробовать превратить всю эту кучу бумаг и то, что известно мне самой, в яркую бытовую картину» [3а].
Замысел воплотился в ином варианте — не по дворянской, а по купеческой линии — в романе «Торговый дом Бахвалова сыновья» (1916). Но речь не о хронике как таковой, а о введенном в нее размышлении о сущности жизни: «Безустанны и мощны крылья времени. Таинственны и прикровенны пути совершенствований. Неутомима и непрерывна работа жизни. Грустное и веселое, смешное и печальное, беспечное и тяжелое, мучительное и злобное, отрадное и любовное, жестокое и слабое, высокое и ничтожное, — все вошло в нее, все сплелось, перепуталось в ней. Но неизменно прекрасно ее вечное лицо и неизменно обращено оно к высокому и далекому солнцу добра и правды» [8, с. 87].
* * *
Последний роман Марка Басанина стал испытанием его философии под знаком задачи, поставленной временем перед талантом мыслителя и художника. Здесь, над страницами важнейшего для писателя, последнего незавершенного, сочинения, и я оказалась перед трудной задачей. Роман не изучен. Единственное сообщение о нем сводится к указанию на то, что писательница «в рамках детективного жанра попыталась осмыслить отд. явления обществ.-полит. жизни тех лет» [10, с. 295]. Какие явления, какие попытки, мне предстояло исследовать первой.
«Великий провокатор. Роман вчерашнего дня» — так называлось произведение, публиковавшееся в «Новой Петроградской газете» [5]. В канун публикации было объявлено: «С воскресенья мы приступаем к печатанию большого, полного захватывающего интереса романа "Великий провокатор", известного писателя Марка Басанина, ярко рисующего быт революции, чудовищно переплетенного с бытом охранки» [№ 90].
По девяти законченным главам нельзя предсказать развертывание сюжета (смертельно больной революционер хочет вернуться из-за границы в Россию). Но уже выпукло обрисовались и место событий (Париж, Петербург на исходе 1900-х годов), и действующие лица (конспираторы-террористы и руководители тайной полиции) — множество персонажей.
Авторский взгляд на прошлое революции коротко выразился в названии романа. Чудовищное сплетение: великий и провокатор, «мучительное и злобное, отрадное и любовное, жестокое и слабое, высокое и ничтожное», и надо всем — «высокое и далекое солнце добра и правды». С одной стороны, революция беспощадна, с другой — милосердна по высшему назначению. Главный герой всемогущ и жесток: «Хозяин всех партий — вот кто я , всех, которые есть, были и будут. Могу стереть их с лица земли в две недели» [№ 156]. Ему с восхищением вторит Рахиль, революционерка до мозга костей: «... в целом мире, в обеих Америках, в Австралии, в Азии, в Африке и в Европе распоряжается и действует безотчетно, самодержавно, неограниченно один человек» [№ 159]. Однако звучат и иные слова, также принадлежащие революционерке. Елена Бахирева: «Ведь мы хотим общего счастья, любви, великой любви для всех»
[№ 95]. Влюбленный в Елену Николай Николаевич: «Вы будете тем гением добра, который будет умерять жестокую справедливость гения зла» [№ 162]. Высказывания великого провокатора подчеркнуто близки речи великого инквизитора: «Пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. У нас все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга » (из романа Достоевского «Братья Карамазовы») [2, с. 274].
Читателям «Новой Петроградской газеты» не нужно было подсказывать, кто был прототипом «великого провокатора» — эсер Азеф, организатор террористических актов и в то же время осведомитель Охранного отделения Новостью был портрет: «Крупный нос, крупные губы, имевшие в себе даже нечто добродушное, уши, как будто отвалившиеся вперед, хорошие, ровные и тоже крупные зубы, при взгляде на которые являлось невольное подозрение, что они искусственные. Но все это было по фигуре, тоже крупной, несколько нескладной, тяжелой, говорившей о лени и о любви к покою. И только глаза, небольшие, матовые, почти без блеску, неопределенного цвета, не то серые, не то светло-карие, не то зеленоватые, изредка вспыхивавшие и вдруг потухавшие, останавливали на себе внимание наблюдателей, и редко кто мог безучастно и без тайного содрогания не испытав безотчетного чувства опасения и недоверия, вынести их тупой и жестокий взгляд, взгляд большого, сильного и коварного зверя. И уже только после глаз поражали сдавленные виски, низко нависший там лоб, незаметно переходивший в короткую, жесткую, щеточку черных низко остриженных волос» [№ 94].
Неотразимый по силе портрет — не только талантливый по исполнению, но и удаляющий от замысла сочинения. В изображении великого провокатора не отразилось и не могла отразиться «высокое и далекое солнце добра и правды», светившее автору и в свершившейся Революции. Рядом с портретом все кажется сочиненным. Поэтому, может быть, роман не дописан. Не совместились в художественное целое зрелище провокации, идеал Революции и требования искусства.
Е.Ф. Азеф умер 24 апреля 1918 года. Разоблачен был как провокатор в конце 1908-го. Не прошло и полмесяца после известия о его смерти, как Марк Басанин представил в газету начало романа с изображением прототипа героя. Сравнение художественного портрета с фотографическим (тогда еще не известным) указывает на близкое сходство. Не видел ли Марк Басанин Азефа в лицо во время его поездок во Францию до разоблачения великого провокатора? Не вспомнилось ли оно при известии о смерти?
По убеждению Марка Басанина, «наружность человека до мелочей соответствует его нравственному облику» [3, с. 4]. В это хочется верить, глядя на фотографии — 1904 года и около 1915-го. В первой запечатлелось светлое настроение. Вторая — с пылающим от гнева лицом. Первая — мир, вторая — война.
О том, как жилось Марку Басанину в 1920-е годы, можно судить по сводкам Ленинградского губернского финансового отдела об обеспеченности Лашеевой Лидии Алексеевны, проживавшей в квартире № 3 дома № 9 по Лахтинской улице. В 1923-24 годах живет на средства сына Артема Анатольевича, красноармейца 8 пехотной школы комсостава; сыновья Матвей Анатольевич и Олег Анатольевич безработные, на иждивении матери. В 1925 году «работает поденно, очень нуждается, имеет на иждивении 2 безработных сыновей», дает уроки. В 1926-27 годах — писательница, литератор, научный работник, безработная, случайный литературный заработок от 20 до 30 руб. в месяц, на иждивении сына [4а].
В 1925 году Марк Басанин переиздал свой перевод романа Сервантеса «Бесподобный рыцарь Дон-Кихот Ламанческий» (в ленинградском издании: Рыцарь Дон-Кихот из Ламанчи. Сокращенный и обработанный для юношества перевод М. Басанина). Из прошлого перешло в советское время «горячее сочувствие к переводимому произведению и благоговейное почтение к его творцу» [9, с. 3]. Мне посчастливилось познакомиться со стихами в дарственном посвящении книги знакомым: «Растите добрыми борцами, // Не будьте жертвами химер // И запасайтесь в путь мешками, // Как Санчо — добрый вам пример. // Но пусть ваш дух цепей не знает // И пусть над гнетом всех забот, // В вас никогда не умирает // Поборник правды Дон-Кихот» (музей 47-й школы имени Д.С. Лихачева; сообщено мне В.И. Аксельродом). Этот завет был последним из строк, доступных мне в творчестве Марка Басанина. Знаю лишь, что в 1930-е годы в планы писателя входило писать книги для юношества о революции — «Всеобщая забастовка 1905 года» и «Московское восстание 1905 года» [10, с. 126 ].
Смерть наступила в конце декабря 1941 года. В ЖЭС № 5 мне выдали выписку из домовой книги: «Дана настоящая гражданке Лашеевой Лидии Алексеевне 1862 в том, что она проживала в г. Ленинграде по ул. Лахтинская дом 9 кв. 3. Была прописана постоянно с 27/VIII—1919 г. Выписана 20/XII—1941 г. по смерти».
* * *
Марк Басанин и я ... Два года встреч изменили меня. Рядом с моим избранником я прошла сквозь бури трех войн и трех революций. Я увидела чудо в матери и писательницы, успевшей во всем — в семье и в искусстве, в науке и в спорте. Подобного не было, нет и не будет. Благодаря Марку Басанину я в школьные годы стала студенткой, овладевавшей навыками работы в научных библиотеках, в архивохранилищах. Спасибо за все!
Библиография
1. «Велосипед», — 1895.— № 185
2. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. — М., 1988
3. «Жизнь искусства», — 1921. — № 818
4. Майорова О. Е., Дорина Т. П. Лашеева Лидия Алексеевна // Русские писатели. Биографический словарь. Т. 3. С. 294-295
5. Марк Басанин. Великий провокатор. Роман вчерашнего дня // Новая Петроградская газета.— 1918.— май-август, №№ 93-165 (с перерывами)
6. Марк Басанин. Клуб Козицкого дворянства. СПб., 1893
7. Марк Басанин. На пороге жизни. Из детских воспоминаний // Литературные приложения к журналу «Нива». — 1894. — № 10-11
8. Марк Басанин. Торговый дом Бахвалова сыновья. Роман из купеческой жизни // Исторический вестник. — 1916. — № 1-7. — Пг., 1917
9. Сервантес М. Бесподобный рыцарь Дон-Кихот Ламанческий. Перевод с предисловием, биографией автора и примечаниями М. Басанина (Л.А. Лашеевой). Т. I-IV. — СПб., 1903
10. Файнштейн М. Ш. Загадка «Марка Басанина // Феминизм и российская культура. — СПб., 1995
15.04.11. ФИНАЛИСТЫ конкурса-акции "РУССКИЙ ХАРАКТЕР: НОВЫЙ ВЗГЛЯД" (публицистика) - в рамках Илья-премии:: 1. Кристина Андрианова (Уфа, Башкирия). По дороге к надежде, записки. 2. Вардан Барсегян (Новошахтинск, Ростовская область). Русский дух, эссе. 3. Оксана Барышева (Алматы, Казахстан). Верность родному слову, эссе. 4. Сергей Баталов (Ярославль). Воспитание характера, статья. Уроки рыбьего языка, или Дао Иванушки-дурачка, эссе. 5. Александр Дудкин (Маза, Вологодская область). Болезнь роста. Лишь бы не было войны. Бессмысленная беспощадность. Коллективизм индивидуалистов, заметки. 6. Константин Иванов (Новосибирск). Конец русского характера, статья. 7. Екатерина Канайкина (Саранск, Мордовия). Русский характер, эссе. 8. Роман Мамонтов (Пермь). Медный разрез, эссе. 9. Владимир Монахов (Братск, Иркутская область). Доморощенная сказка про: русское "можно" и европейское "нельзя", эссе. 10. Евгений Писарев (Тамбов). Зал ожидания, заметки. 11. Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Спаситель №25, эссе. 12. Галина Щекина (Вологда). Размышления о русском характере, рассказы. Конкурс проводится Фондом памяти Ильи Тюрина, журналом "Журналист" и порталом для молодых журналистов YOJO.ru. Окончательные итоги конкурса будут подведены в Москве 14-15 мая 2011 года – в рамках литературных чтений "ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ: ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ".
ПРОЕКТЫ ЛИТО.РУ
ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Современная литература в Интернете
РУССКИЙ ЭПИГРАФ
Литературный конкурс "БЕКАР"
Имена Любви
Сатирикон-бис
Дорога 21
Книгоиздание
Шоковая терапия
Кипарисовый ларец
Кирилл Ковальджи
Памяти А.И.Кобенкова
Дом Ильи
