Александр Рыбин (пос. Аксарка, Ямало-Ненецкий а.о.). Наедине с дождем
Зовут меня Александр Сергеевич Рыбин, родился в 1983 году в Тверской области, а в настоящее время проживаю в поселке Аксарка Ямало-Ненецкого автономного округа, на самом Полярном круге. Прозу писать начал, как-то неожиданно для себя, в 2004 году.
НАЕДИНЕ С ДОЖДЕМ
(её тайне)
Трудно спрятаться за стеною дождя. Тем более трудно, если этого не хочешь. Я не хочу. Наоборот, надеюсь, что стены дождя не помешают прохожим увидеть меня, подойти ко мне, пожать руку, пригласить к себе в гости, чтобы попить горячего травяного чая. Но прохожие спешат, не отвлекают взгляды от четко намеченных маршрутов. А я стою и надеюсь. Руки из карманов вытащил. Говорят, человека сковывает напряжение, если у собеседника руки спрятаны в карманы. Я вытащил руки из карманов. Но прохожие обходят меня, как какой-нибудь столб, как привычное препятствие, не удостоив и толики внимания.
Мне тоскливо. Мне одиноко. Иду в Буфф-сад – обожаю хоровод его тонких берез. Сажусь на мокрую лавку. Созерцание берез не спасает от тоски и одиночества. Тогда создаю тебя из капель дождя. Теперь нас двое на мокрой лавке.
- Понимаешь, все так непросто, - говорю я.
- Да? – изумляешься ты.
- Да, - подтверждаю я.
Ты поднимаешь с каменной дорожки осенний березовый лист, испачканный следами ботинок и сапог. Смываешь с листа следы. Аккуратно кладешь его на край лавки.
- Тебе раньше приходилось бывать в этом городе? – спрашиваю.
- Ну-у-у… так… транзитом, - на твоем лице появляется интерес: что же будет дальше.
- Хочешь, покажу тебе этот город?
- Конечно.
Я не собираюсь показывать тебе общеизвестные культовые, исторические и значимые места города. Покажу тебе город таким, каким его вижу я.
- Вот здесь, - говорю я.
- Что здесь? – недоумеваешь ты.
- Вот здесь мы познакомились. Я и она.
Стоим рядом с деревянным домом, на углу улицы Учебной и проспекта Ленина. Дом недавно отреставрировали. Краска на резных наличниках еще не потускнела от смены времен года, а двери еще не ссохлись и не потрескались от перепада температур и влажности.
- В подвале этого дома до революции, - продолжаю я, - располагался публичный дом. Бандиты, карточные шулеры и заезжие купцы заходили сюда, чтобы купить страсть. Есть легенда о том, как тут погиб купеческий сын. Он тоже явился за страстью. Выбрал трех или четырех девиц. Восемь часов подряд он тешил собственную похоть. На исходе восьмого часа сердце его перенасытилось сладострастием, не выдержало и разорвалось. Утром голое тело купеческого сына обнаружили на берегу Томи.
Теперь подвал занимает туристический клуб. Она зашла в клуб. К директору. Вертясь из стороны в сторону, расспрашивала его о походе по топким болотам. И я сидел в директорском кабинете, заполнял анкету для участия в том же походе по болотам. Наслаждаясь ее стройностью, ее влекущими округлыми формами, понял, что в ней кроется тайна, которую мне обязательно нужно раскрыть, иначе…
Штора в окне первого этажа сдвигается в сторону, оголяя подозрительность пухлой старушки. Два черных, как потухшие угольки глаза, напряженная линия рта, всклокоченные волосы – все это отталкивает нас от окна, от дома.
- Что иначе? - спрашиваешь ты.
- Иначе меня замучает чесотка, - смеясь, отвечаю.
Садимся в трамвай. Старый красный тупомордый трамвай. Он подскакивает на стыках рельс. Сиденья жесткие, металлические, обтянутые полосками дерматина.
- Мы, я и она, часто катались на трамваях. Трамваи проецировали для нас образы и виды, накопленные за годы. В окнах появлялись с цветами и транспарантами первомайские колонны трудящихся. Появлялись открытые автомобили, в которых, приветствуя горожан, ехали смуглые кубинские «барбудос». Появлялся улыбчивый молодой Гагарин, окруженный женским обожанием. Появлялись угрюмые колонны репрессированных, серой лентой сползающие к реке, к черным баржам. Появлялись хитрые извозчики, подгоняющие улюлюканьем лошадок.
- У меня нет денег, - прерываешь ты меня.
Плачу за двоих. Контролерша отрывает билеты. В каждом билете по шесть цифр. Если первые три цифры в результате сложения равняются сумме последних трех, значит, билет «счастливый».
- Нет «счастливого» билета, - комкаю бумажки, и убираю их в карман, - … мы даже пытались угнать трамвай в Нарым. Но у испуганного машиниста не хватило фантазии. Пришлось ехать в Нарым автостопом.
- А зачем в Нарым? – спрашиваешь ты, когда выходим на площади Батенькова, затянутой в петлю трамвайных путей.
- Ну как же… Нарым – одно из самых интереснейших мест в нашем регионе. Казаки основали Нарымский острог на несколько лет раньше этого города. Нарым называют «тюрьмой без решеток».
Мы добирались до поселка на автомобилях через ночь. Добирались на маленьком ржавом катере по холодной серой Оби. Чайки, растопырив крылья, нависали над кормой катера. Мы бросали им хлеб и кедровые орехи. В Нарыме сохранилась однокомнатная избушка, в которой ссыльный большевик Сталин замышлял первую пятилетку. В краеведческом музее под толстыми стеклами лежали кандалы, вымазанные кровью каторжника. Во дворе музея выкопана землянка-карамо. В землянке жил старый шаман-селькуп. Он поведал нам, что Млечный путь – это, на самом деле, небесное продолжение Оби. Но я рассказываю тебе о Нарыме, а обещал об этом городе.
Влезаем на покатую крышу трехэтажного магазина «1000 мелочей». Жестяные листы, прибитые к кровле, прогибаются под ногами с глухим звуком: боу-боу.
- В начале 20-ого века в этом здании, на первом этаже, находился «Пассаж Второва», принадлежавший иркутскому купцу Алексею Федоровичу Второву. На втором этаже была лучшая в городе гостиница – «Европа»: 60 номеров, электрическое освещение, водопровод, ванные. Существуют слухи, что в одном из подвалов этого здания есть вход в малоизученный катакомбный город. О катакомбном городе написаны даже научные труды, но вот входы туда существуют, только благодаря слухам. А нам было хорошо, мы были вместе, нам хотелось ввысь, поближе к небу. Поэтому мы не искали вход в катакомбный город, а гуляли по крышам. Во время этих прогулок она источала ультрамарин. Ее фигуру окружало ультрамариновое сияние, сияние ее тайны.
Ты скользишь вниз по наклонной плоскости крыши. У тебя мокрые ноги, поэтому ты скользишь вниз. Держу тебя за руку.
Из букинистического магазина, из отдела антиквариата, доносятся гитарные аккорды, смешанные с шипеньем и потрескиванием. Играет патефон.
- Может, спустимся? - предлагаешь ты.
Соглашаюсь. Спускаемся и направляемся в сторону Богоявленского кафедрального собора. Собор венчают черные купола с позолоченными крестами.
- После ссор мы заходили в церковь. Заходили в церковь в вечерние часы. Когда догорали свечи. Когда богомольные старушки в опрятных платках соскабливали совочками остывший воск с пола. Электрический свет паникадила, отраженный в великолепии иконостасов, царских врат, пропущенный сквозь сокровенные молитвы, приобретал золотистый оттенок. Успокаивающий теплый оттенок. Мы, окутанные золотым светом и чарующим запахом ладана, просили беззвучно друг у друга прощения. И я догадывался, что ее тайна соединена невидимыми нитями с верой Богу.
Сворачиваем в сторону набережной Томи. Быстрый речной ветер лупит нас дождевыми каплями по лицам. Я прячу лицо в ворот кофты, натягиваю ворот до глаз. Ты ловишь капли ртом. Река темно-зеленая, взволнованная катиться на север. Тащит на себе обрывки минувшего лета: венки из полевых цветов, черно-желтые полоски пчел, звонкие птичьи голоса, ранние рассветы, шепот знойных ночей, густые волшебные запахи. Река дотащит эти обрывки до студеных морей, там они, вмороженные в льдины и айсберги, будут в неприкосновенности до следующего лета.
- Летом набережная заполнена праздношатающимися, - говорю я, - неторопливой поступью они высчитывают длину набережной. Останавливаются, чтобы поглазеть на противоположный берег, надеются увидеть нечто удивительное. Но на том берегу, как и сейчас, тянется черной полосой старая тайга.
Мы читали на набережной книги. Специально приходили сюда читать книги. Я украдкой подсматривал в книгу, которую читала она. Прыгал, бегал, спускался одновременно с ней по строчкам. Мне казалось: вот-вот, еще чуть-чуть и открою ее тайну, подберу шифр к ее потайной дверце. Загляну за дверцу. Изумлюсь тому, что являлось для меня самой притягательной тайной. Осчастливленный сделаю какой-нибудь невероятный акробатический кульбит, и буду аплодировать себе. Когда на кодовом замке ее потайной дверцы оставалось подобрать последний символ, она захлопывала книгу. Прищурив добрые светло-карие глаза, начинала читать меня. А за нашими спинами неутомимые праздношатающиеся принимались по новой измерять длину набережной.
Приближаемся к перекрестку проспекта Ленина и переулка Нахановича. Прозрачными пластиковыми дверьми к перекрестку повернут кинотеатр. На неширокой площадке перед кинотеатром, предвкушая скорое свидание, - модно одетые мальчики и девочки. Девочки запрокидывают головы. Натягивают на лица маски глубокомыслия и задумчивости. Мальчики кому-то постоянно названивают, изображая активность, деловитость. Напротив кинотеатра «Гастроном Нижний» - оттуда выходят мальчики, дождавшиеся девочек, и девочки, дождавшиеся мальчиков. Несут пиво, коктейли, поп-корн и чипсы в кинотеатр.
- Сто лет назад, когда магазин, - указываю на гастроном, - принадлежал коммерсанту Голованову, там можно было приобрести велосипеды.
Мы наряжались в старинные костюмы и заходили в магазин полюбоваться диковинными двухколесными конструкциями. Я облачался в черные с острыми «стрелками» брюки, в лакированные черно-белые штиблеты, в белую льняную рубашку, в черную с кармашком для часов жилетку и черный же пиджак. Брал трость, выточенную из кедра. Ручка трости имела форму щучьей головы. Нахлобучивал на голову шляпу-котелок. Она одевалась в кружевное белое платье с глубоким декольте. Сзади на талии к платью непременно крепился шелковый бант. Еще она надевала розовые туфельки и изящную сине-белую шляпку, купленную подругой в Париже.
Велосипеды стояли на полу вдоль стен. Бойкий продавец, жонглируя немецкими словами, расписывал достоинства моделей. Просил прикоснуться к хромированным деталям. Предлагал вынести изделие на улицу и опробовать его, прокатившись вокруг магазина. Рассказывал о велопутешествиях по пустыне Гоби и Великой китайской стене. И меня вдруг посещало ощущение, что ее тайна связана со сменой веков и эпох.
Ступаем по красным и серым кирпичикам, которыми выложена Ново-Соборная площадь. На краю площади, перед Сибирским физико-техническим институтом, СФТИ, колыхается толпа. Несколько десятков человек, несмотря на ненастную погоду, проводят акцию протеста. Пространство перед СФТИ излюбленное место оппозиционеров. Отчего-то им нравится проводить пикеты и митинги именно перед желтым ампирным зданием института. Возможно, потому что ораторам удобно выступать с высокого институтского крыльца. Возможно, потому что требования протестующих имеют скрытую связь с законами физики и достижениями техники.
В центре площади фонтан, построенный китайскими рабочими к 400-летию города. Зима еще не прокралась в город, еще не заморозила лужи, не покрыла окна домов холодными иероглифами, поэтому фонтан функционирует. Бьет прозрачными струями в низкое пасмурное небо.
- Мы танцевали, забравшись на каменную чашу фонтана, - говорю я, мысленно возвращая день, о котором буду повествовать, - сначала мы с большой компанией отмечали в ресторане недалеко от Ново-Соборной праздник. Если не ошибаюсь, отмечали парад планет. Большая компания сидела за круглым столом, на котором акварелью была выведена Солнечная система. Под потолком висели бумажные модели советских и американских космических кораблей, сферические с длинными усами спутники. Шустрые официанты заставили стол винами и яствами. Большая компания сыпала смелыми предположениями, что парад планет обернется для Земли катастрофическими последствиями. Что выстроенные на одной прямой семь планет, суммировав свои энергии, свои гравитационные поля, вызовут смещение солнца. Раскаленное, изрыгающее пламя светило, словно шар для боулинга покатится, сшибая кегли, сжигая планеты, астероида и кометы. Смелые предположения быстро потонули в алкоголе и чавканье. Мы, я и она, соскучились. Незаметно для компании улизнули из ресторана.
Я закурил длинную карибскую сигару. Она окрасила губы огненно-красной помадой. Я надел фрак, а под кадыком прицепил бабочку morpho, пойманную на высоте 70 метров. Она надела яркое длиннополое свободное платье. Собрала волосы в пучок на затылке. Стряхнула с ног спортивные ботинки. Ее глаза стали томными, зовущими.
Из динамиков, установленных на стальных шестах по окружности фонтана, расползалась песня то ли ансамбля «Звери», то ли группы «Животные». Я щелкнул пальцами. И заиграло наэлектролизованное эротизмом танго. Танго заиграло для нас двоих. Оно хватало нас за руки. Мягко трепало волосы. Поглаживало по спине, от этих поглаживаний пробегали приятные мурашки. Танго крепко прижимало ее ко мне. Так крепко, что я чувствовал длину ее ног и прелесть ее грудей. Танго обвивало нас змеей, искушая отведать запретный плод здесь и сейчас. Поливало нестерпимым жаром, принуждая сбросить одежду. Сбросить одежду здесь и сейчас. В тот момент я явственно осознал, что ее тайна насыщена музыкой, пронизана гармонией животворящих мелодий.
Попадаем во двор кафе «Библиотека». В углу двора завален досками мраморный бюст Ленина. Шершавые, занозистые доски скрывают бюст революционного вождя. Скрывают клинышек его бородки, узкие азиатские глаза, гладкую лысину. Дождевая вода стекает по доскам на бюст, по белоснежным щекам бегут ручейки.
- Когда город заполнили разговоры о сносе памятника Ленину, - говорю я, - нам стало жалко и обидно за «дедушку» Владимира Ильича, героя многочисленных добрых сказок в Букваре. Мы взялись агитировать горожан за установку вот этого вот бюста на Старом коммунальном мосту при въезде в город. За перенос бюста отсюда к воротам города. Писали манифесты в поддержку этой идеи. Писали манифесты на выпущенной в первые годы нэпа, пожелтевшей бумаге. Старались, чтобы каждая буква манифестов походила на профиль веселого и задорного Ильича. Печатали листовки в подпольной типографии. Краски для листовок заимствовали в мемуарах сподвижников славного «дедушки». Собирали подписи. Горожане, испуганные нашей затеей, ставили вместо одной по 5-10 подписей. И, подписавшись, с визгом бежали домой, чтобы отыскать скукожившийся среди пыли и ненужности партбилет КПСС. Газеты обзывали нас экстремистами и красными радикалами. Приписывали нам организацию массовых беспорядков, попытки государственного переворота, цареубийства, незаконное строительство фаланстеров и участие в соляных и хлебных бунтах. Мы же вдвоем провели «Ленинский марш». Прошагали, держа мраморный бюст, от Ново-Соборной до Старого коммунального моста. Для поддержания порядка во время марша в город стянули подразделения ОМОН со всей Западной Сибири. Мы, в тяжелых ботинках и красных толстовках, шествовали по главному проспекту города, а впереди, по бокам и сзади нас сопровождали защищенные пластиковыми касками и щитами милиционеры. И я услышал, как ее тайна скандирует: РЕ-ВО-ЛЮЦИЯ!
Большой неоновой вывеской наше внимание привлекает ресторан «Белград». У его стен сгрудились дорогие иностранные автомобили. За их лобовыми стеклами мигают синие маячки сигнализации. Сигнализация бегло попискивает, когда к машине приближается кто-нибудь на полметра. Из распахнувшейся на секунду двери ресторана выскользнул бодрящий аромат кофе.
- У тебя есть деньги, чтобы попить в «Белграде» чего-нибудь горячего? – спрашиваешь ты, учуяв аромат кофе.
- Хм… Не-а. Там очень дорого для меня. Придем ко мне домой, обязательно напою тебя чем-нибудь горячим… Как-то у нас совсем не было денег, так получилось, что совсем не было денег. Даже на проезд в трамвае не могли наскрести мелочи. Мы вот так же оказались поблизости от «Белграда», когда оттуда пахнуло обжаренными кофейными зернами. «М-м-м», - вместе сладостно протянули мы. И страстно захотели в ресторан. Попить эспрессо, съесть по парочке пирожных. Она бы заказала пару фруктовых пирожных, а я – пирожные с прослойкой из птичьего молока. Мы загадали, чтобы к нам подошел неизвестный благодетель и пригласил в «Белград». Чтобы он сказал: «Вы чего, ребята, тут стоите? Может, составите мне компанию, вместе посидим в ресторане. Пофилософствуем о высших материях. Я оплачу ваши заказы. Вижу, вы – отличные умные ребята. Такие, как вы, понимают толк и в настоящем бразильском кофе и в эзотерических науках. Айда со мной». Ресторан покидали потенциальные благодетели. Мы вглядывались в них, подцепляли взглядами, тянули к себе, пытались обратить на себя их внимание. Но потенциальные благодетели равнодушно залезали в дорогие иностранные автомобили и… и так и оставались лишь потенциальными благодетелями. Мы зрительно ощупали территорию, прилегающую к ресторану, - вдруг благодетель уехал раньше, оставив на асфальте несколько многонулевых купюр, предназначенных нам. Но не было купюр. Не было благодетелей. А я твердо знал, что ее тайна нисколько не пострадает от неудовлетворенного маленького каприза.
Замедляем шаг перед памятником академику-геологу Усову. У академика цыганское лицо. Лицо очень похожее на лицо кума по прозвищу Черный из фильма «Underground» Эмира Кустурицы.
- Слушай, согласись Усов вылитый кум Черный? – спрашиваю у тебя.
- Но я понятия не имею, кто такой кум Черный. Усов – академик, это я уже успел прочитать. А кто Черный – не знаю.
- Ты и фильмов Кустурицы не смотрел? - предвкушаю разочарование.
- Почему? Смотрел. «Black and white cat’s» смотрел.
- Этот все смотрели. А еще?
- Всё. Особо Кустурицей не увлекаюсь.
- А мы увлекались. Теребили знакомых и не очень киноманов, выпрашивая фильмы Кустурицы. Пересмотрели все до одного творения сербского режиссера. Ей большего всего нравился «Arizona dream». Называла его поэтическим шедевром. Включала саундреки к этому фильму. Закрывала глаза и кружилась. Потом раздевалась до нога, ложилась на дно каяка и плыла по течению музыки. Течение уносило каяк к берегам острова Манхеттен и дальше, на юг, в жаркий штат Аризона. Около лодки плыли маленькие зеленые черепашки. Свет постепенно мерк. Начиналась гроза. Ослепительные мгновенные молнии расщепляли деревья. Крупные ливневые капли падали снизу вверх. Грохотали о днище лодки. Норовили пробить его. Она, прекрасная в своей обнаженности, легонько вздрагивала, но глаз не раскрывала. Стихия терзала черепашек. Дырявила тонкие бугристые панцири. Разрывала нежные зеленые тельца. Она, все еще с сомкнутыми веками, поднималась, выпрыгивала из каяка. Тянула руки ко мне. Я прятал ее, закрывал от обезумевшей природы. Наступал покой. Грозовые облака рассеивались. Дугой выгибалась радуга. Побитые полевые травы, расправлялись, стряхивали блестящий водяной бисер, поднимались к небу.
И мы садились смотреть «Life is a miracle» - который больше всего нравится мне. Я сравнивал ее с главной героиней, мусульманской девушкой по имени Сабаха. Она прятала лицо за длинными рыжими волосами и что-то бормотала по-сербски. Некоторые слова мне удавалось понять, складывал их, находил смысл: она рассказывала, что ее тайна отражена во многих фильмах.
Веду тебя к своему дому вдоль границы дня и ночи. Мигая, загораются приграничные фонари. Во дворах раздаются пьяные голоса.
- Мы подолгу гуляли между ночью и днем. Держались за руки. Я рассказывал ей о том, что нового написал, какие новые рассказы, пока она была на занятиях в университете.
Она рассказывала о новых высшеобразовательных знаниях.
Я спрашивал ее о тайне. Она набирала полные легкие, готовясь произнести долгий монолог. Выпрямлялась. Лицо ее обретало серьезность, сконцентрированность. Окружающий мир замирал, сжимался перед ее розовыми губками, чтобы не упустить ни единого слова. А она неожиданно опускала голову. Вздыхала. Снова вздыхала. Сглатывала. Виновато улыбалась.
Я обнимал ее. Прижимался щекой, к ее щеке. Целовал в мочку уха. Шепотом спрашивал: «Твоя тайна не умещается в словесные конструкции?» - она кивала.
Отворяю дверь комнаты на втором этаже заводского общежития по улице Щорса. Впускаю тебя в свое жилье. Включаю свет. Ты внимательно изучаешь 19 квадратных метров комнаты. Подбираешь с пола книги и листки с текстами. На книгах после твоих прикосновений остаются темные влажные пятна, а на листках расползаются чернила. Щелкаешь в угол лежащий посреди комнаты футбольный мяч. Обнюхиваешь каменные и глиняные амулеты, прикрепленные к стенам. Щупаешь батарею. Говоришь:
- Теплая.
- Угу… Тут мы с ней и расстались.
- Расстались? Почему?
- Она сказала, что полетит к солнцу. «Полечу вслед за птицами к солнцу», - тихо произнесла она. Но я видел ее поникшую фигуру, удаляющуюся по грязной улице.
Возвращаемся в Буфф-сад. Для автобусов, трамваев и троллейбусов рабочий день закончился. Мимо проносятся, в основном, такси. Фонари выхватывают косматые осенние деревья и ощетинившиеся карнизами и балконами дома. Дождь сменила морось. Морось парит в воздухе. При вдохе попадает в легкие, вызывая судорожный озноб.
Садимся на лавку, отмеченную березовым листом.
- Ты разгадал ее тайну? – спрашиваешь ты.
Выдерживаю паузу длинною в 10 или 15 театральных пауз.
- Думаю, что.. – поворачиваюсь к тебе. Но фонари гаснут и я не могу различить твой силуэт в девственно чистой тьме. Нет никого, кто бы мог выслушать мой ответ. Никого кроме меня.
2006 год
15.04.11. ФИНАЛИСТЫ конкурса-акции "РУССКИЙ ХАРАКТЕР: НОВЫЙ ВЗГЛЯД" (публицистика) - в рамках Илья-премии:: 1. Кристина Андрианова (Уфа, Башкирия). По дороге к надежде, записки. 2. Вардан Барсегян (Новошахтинск, Ростовская область). Русский дух, эссе. 3. Оксана Барышева (Алматы, Казахстан). Верность родному слову, эссе. 4. Сергей Баталов (Ярославль). Воспитание характера, статья. Уроки рыбьего языка, или Дао Иванушки-дурачка, эссе. 5. Александр Дудкин (Маза, Вологодская область). Болезнь роста. Лишь бы не было войны. Бессмысленная беспощадность. Коллективизм индивидуалистов, заметки. 6. Константин Иванов (Новосибирск). Конец русского характера, статья. 7. Екатерина Канайкина (Саранск, Мордовия). Русский характер, эссе. 8. Роман Мамонтов (Пермь). Медный разрез, эссе. 9. Владимир Монахов (Братск, Иркутская область). Доморощенная сказка про: русское "можно" и европейское "нельзя", эссе. 10. Евгений Писарев (Тамбов). Зал ожидания, заметки. 11. Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Спаситель №25, эссе. 12. Галина Щекина (Вологда). Размышления о русском характере, рассказы. Конкурс проводится Фондом памяти Ильи Тюрина, журналом "Журналист" и порталом для молодых журналистов YOJO.ru. Окончательные итоги конкурса будут подведены в Москве 14-15 мая 2011 года – в рамках литературных чтений "ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ: ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ".
ПРОЕКТЫ ЛИТО.РУ
ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Современная литература в Интернете
РУССКИЙ ЭПИГРАФ
Литературный конкурс "БЕКАР"
Имена Любви
Сатирикон-бис
Дорога 21
Книгоиздание
Шоковая терапия
Кипарисовый ларец
Кирилл Ковальджи
Памяти А.И.Кобенкова
Дом Ильи
