22 года. ВГГУ, филологический факультет, пятый курс. Публикации: газета «Молодежный акцент», 2004-2005, сборник «Зеленая улица», 2006, сборник «От двух до пяти», 2007.
Лихолетье. Кони. Кони.
В темном мареве ладони.
В черном зареве душа.
И уходят не спеша
Кони вверх по травостою,
По пустыням, по приморью.
Белой ночью, тьмой степною
В сини – кони, в сини – кони.
Сквозь листву уходит время.
Ни надежды, ни спасенья.
Под копытами столетья.
Годы. Годы. Лихолетье.
Перепутье. На дороге
Сломаны следы, как ноги.
Ночь бросает на колени
Тени, тени, тени, тени.
По траве стекает небо.
Синева уходит в небыль.
Ночи белы, ветры сини
Над Россией, над Россией.
И идут по травостою
Белой ночью, тьмой пустою
(звезды просятся в ладони)
Кони, кони, кони, кони…
- Свет мой, зеркальце, скажи мне, глядя в заводи свои,
Почему над тихой речкой замолчали соловьи?
Отчего у струй зеленых прекратился разговор?
- Не мешай мне, мой ребенок, этот день для одного.
Свет зеркальный, стон стеклянный из-под илистой воды,
И качнется, раздвигаясь, отражение беды.
Там идет другая битва, там идет последний бой.
Кто сражается с молитвой, кто с собой и с головой.
Потеряешь – не уронишь ключ от сердца своего.
Не зови друзей на помощь. Каждый змей для одного.
Вылей кровь, пока не поздно. Выбрось блюдце и беги.
Спрячься в слезы, скройся в грозы, чтоб не видели враги.
Будешь драться – и погибнешь, как татарин, без креста.
Поскользнешься на горячих горьких выемках моста…
Конь хвостом махнет лениво – и не будет ничего.
Не подслушивай, мой милый, этот мир – для одного.
Небо вычистило доски, время в землю утекло.
Только зеркальце – не сердце - амальгама и стекло.
…Упади на эти плиты, меч сжимая в кулаке,
И останься, незабытый, на Смородине-реке.
…Береги этот дом. Но тебя увели
Километры и мили несуженой воли.
Береги… И ложатся до края земли
Километры, снега и великие боли…
По чужим берегам на чужие снега.
Закрутило, да так, что не выйти из круга.
Ох ты, буря моя, ледяная пурга,
Запоздалая вьюга, последняя вьюга.
Если знаешь завет, то не знаешь ключа,
Если ключ при себе – то замка не отыщешь.
К нам когда-то ногой не ступала печаль,
А сегодня остались одни пепелища.
Ты зайди в этот дом, благо, дверь без замка.
И отведай вина из хрустального кубка.
Почему эта боль так была далека?
На столе, как на сердце, осталась зарубка.
Потерялась сума. И найдешь ли ума,
Чтобы кланяться в ноги непройденным землям?
Но встают терема – и приходит зима,
И мы видим большое – да малому внемлем.
На незнаемом поле полынной земли
Очарован звездой – но неведомо имя.
Мы с тобою когда-то из Дома ушли,
А обратно, наверно, вернемся другими.
Будем жить и тужить до последних времен,
То, что знать не дано, даже им непонятно.
Мы давно отреклись от племен и имен,
Мы приходим случайно, и нет нам возврата.
Уж девятый день
Ветра в поле ждешь,
И стеной стоит
Золотая рожь.
Ты не думай, князь,
То не день лихой.
То ли брюхом в грязь,
То ли в путь верхом.
Ты не езди в ночь
По чужой земле,
Обожди рассвет
На родном дворе.
Напои коня
Из речной струи,
Притопчи ногой
Ковыли твои.
А придут ветра –
Понесешься вскачь.
Будет солнца луч –
Ты глаза не прячь.
Будет долог путь
И вода черна.
Не доедешь, князь –
Не твоя вина.
А пока – звезда,
И чужая дочь
Будет ждать тебя
В терему всю ночь.
Запоет струна
Из ее косы,
И на сотни трав
Набежит росы.
Будет пир горой
На твоих столах,
Будут гусли петь –
И отступит страх…
Невелик твой град
И мала казна.
А убьют тебя –
Кто же будет знать?
Только серый волк
Да степной орел…
Золотая рожь,
Золотой престол.
И по всей Руси
Купола горят…
Неверна она,
Да и ты не свят.
Но чужая ложь –
Как по горлу нож.
Золотой престол,
Золотая рожь.
Возвращайся, князь,
Со щитом домой.
Будет бой… Ну, что ж,
Не последний бой.
Будет ночь тебе
Ковыли стелить,
Если лягут врозь –
Значит, живу быть.
И погибнуть – честь.
Только как, скажи,
На такой земле
Не остаться жить?
Зазвенит стрела,
Собирая рать,
И чужую жизнь
Будешь в поле гнать.
Будет бой удал
И рука сильна,
Будет знать тебя
Не одна страна.
Будет царь твой смел,
Или сам – в цари…
А пока – трава
До краев земли.
И не хватит рук,
И не хватит глаз.
Потеряешь лук –
Не последний час.
Потеряешь мать –
Не нужны слова.
Потеряешь жизнь –
Прошумит трава.
В мартобре. Алиса. Мартовский Кот.
За мартом приходит ноябрь. Так всегда по весне.
И сразу, вступая в ноябрь, становишься мартом.
Хваленые вина. Козырные гости. Счастливые карты.
Весна говорит обо всех, ничего – обо мне.
Хожу по окраине снега, как ходит по полю перо
А исповедь в марте – ну чем же не исповедь? Только не лету, а Лете.
Ему суждено быть рассказанным в вечном сюжете.
И в быль записаться, и в память вписаться, и встать на ребро.
А после – простить и проститься. И день впопыхах -
То кистью багровой, рябиновой болью болела разлука.
Но память о боли – еще не тягчайшая мука.
Величие осени трудно понять на словах.
Забвение осени сродни весенней воде –
ни вброд перейти, ни проплыть, и уже не уехать.
и слово ночное, слепое скорее помеха,
чем дар. И оно, словно пепел, всегда о беде.
(Ты вспомнишь о многих, но только запомнишь – меня.
Забвение осени – разве не лучший подарок?
Твое оправданье, моя неожиданность дара.
Мы в осень уходим сквозь сполохи злого огня).
Весна не обманет. А осень простит. Листопадная гать.
На ветках тяжелые листья от ветра ослабли.
Вот если бы осенью стать и отдать, все отдать…
Весна. Ледопад. Вроде март, а как будто ноябрь.
Эпиграф: Мандельштам, Башлачев и Арбенин.
Возвращайся в мой город, знакомый до слез.
Фонарей, декабрей он бы не перенес.
Ни звонков, ни гостей, дорогих, но чужих.
…А дожди в январе - как по шее ножи.
Поднимайся по лестнице, жми на звонок,
И рукой прикрывай заболевший висок.
И на город смотри, прикрывая глаза,
Потому что такое запомнить нельзя.
Город всех будет сравнивать только с тобой.
Город будет тебя измерять по себе.
Обольет и одарит крещенской водой,
Обозначит все даты в своем сентябре
Наша доля легка – видишь два воронка?
Не успели на свадьбу – берите гвоздик.
Лишь подернется льдом осмелевшим река,
Ты от нового ветра ныряй в воротник.
Отпускай, не дури. Кто ж тебе не судья?
Первомайская воля да ноябрьский жар.
Если с шахматной клетки уходит ладья,
То сильнее доски полыхает Стожар.
Потому что давно не горят фонари.
И сейчас в Петербурге – одни декабри.
Он уже Ленинград, он простился с тобой,
Возвращайся домой, ты сегодня живой.
По росе, как по следам.
Крест. Осина. Волховство.
Что посеешь – не отдам,
Не в твоем дому росло.
Ветер. Воля. Серебро.
Ночь, как брага, горяча.
Охраняй свое добро.
Рубишь дом – руби сплеча -
Все равно уйдет на дно.
Только кровь из горьких ран
Обжигает, как вино,
Опьяняет, как бурьян.
Как в последний, уходи.
Лес. Дорога. Волчий вой.
То ль укроет-защитит,
То ли выдаст с головой…
Под ружье, так под ружье,
Уходить – так уходить.
Не капканом, так ножом.
Пенна брага. Волчья сыть.
Я пойду смотреть, как твою сестру
Кроют сваты в темную в три бревна. А.Башлачев.
..И умчался половец за моря.
Часовой уснул, да и ветер стих.
А заря вчера не вставала зря –
Знать, сегодня бесится за двоих.
Я тебе, любимый, не то скажу:
Мы с тобой таких не видали дней.
Не уберегу, не усторожу
От крысиных лап да святых огней.
К нам веселый март приходил за стол
Разливал на всех золотистый мед.
Как разделим между чужой престол? -
Не твоя недоля и день не тот.
Я воды плесну, я уйду с крыльца.
Помнишь, плыли в темную три бревна?
По воде, по льду. Поцелуй отца
И забудь, бродяга, что жизнь одна.
Я свой дом срублю из еловых лап,
Ты поставишь свой из сухой травы.
Будем пить да есть, будет мир да лад,
А потом – гуляй, наливай, гори.
Выноси святых. Будем горе пить
Из руки тяжелой да волевой.
Ты черпай смелей, нам уже не жить.
Мы за все поплатимся трын-травой.
Запевай свою: про лихую власть,
Про чужую честь да сосновый крест.
Позабудь про все. Нам сегодня пасть
Нам костер с тобой да угольев треск.
Соловьи разбойные во дворах
Закричат и клич понесется вон.
И сольется, сея тоску и страх,
С позывным огнем колокольный звон.
И сорвется голос на пол-струне,
И пойдет по травам через поля.
Тебе выйдет честь – умереть в огне.
Ты меня запомнишь, моя земля.
Эй, дорогу мне. Прочь, караул.
Дай крылу размах да руке разгул.
Даже смерти знак я со лба сотру.
Часовой стоит на лихом ветру.
Льется темень.
Бузина в окно стучится,
Разрывая вереницу
Заплетающейся ночи.
Проглядела в небо очи.
Знаю, сяду у порога –
Будет свет ночной струиться,
Будут ветви серебриться,
Будут ластиться бурьяны,
Темнотой июльской пьяны.
Будет дверь открыта настежь,
Ляжет тенью у порога,
И привидится дорога.
И пойдет по-над землею,
Выстилая путь травою,
Уводя от дома к лесу,
То ли к черту, то ли к бесу,
За собой зовя кого-то
Сквозь чащобы и болота…
А еще - в одной светлице
Будет свет котенком виться…
* * *
Все дороги в реку собраны,
И тропинки в кровь истоптаны.
Уходили вслед за вороном
Заповеданными тропами.
Что ни день, то чаща черная,
Что ни конь, то неподкованный.
И летели, не замечены,
Приминая луг оковами.
Чьи-то солнца разворованы,
Чьи-то раны не залечены.
По утрам ходили по воду,
А на смерть ходили – вечером.
Собирались на край света мы,
Собирались – не доехали.
Испугались и остались там,
Где луна блестит прорехами.
Ждали, сердцем несогретые,
Чтобы в проруби – да оттепель.
На краю весны ли, света ли
Только топи да болотины.
* * *
…И на рассвете привидится брошенный дом
С белыми ставнями и позабытым прудом.
Тянется ночь, и никак не кончается жизнь.
Все, что на сердце осиновым грузом лежит,
Я потеряю, забуду и снова найду
В белых кустарниках, в полузаросшем саду.
Ночь умерла, умерла, навсегда умерла.
Вянет от боли дрожащая бабочка-мгла.
Я не могу их вернуть, не могу им помочь,
Я не могу, потому что незрячая ночь
Снова пришла и из выдохов воздух сплела
Там, где на белых колоннах горят купола.
Чье-то дыханье на зябкие плечи легло,
Замерших пальцев касается чье-то крыло…
Это случится потом, через ночь, через день.
Между ступенями ляжет спокойная тень,
Или приснится давно позаброшенный дом
С белыми ставнями и одиноким прудом.
ОЛЕСЯ
(По мотивам повести Куприна )
Из лесу выходишь, рыдая.
Как кровь на рябине кипела!
И травы кололись. И пела
Крапива, к ногам припадая.
Кипела толпа возле церкви,
Камнями бросая во славу.
Тебе еще знать о бессмертьи…
Но с винами выпьешь отраву.
Крыльями до неба доставала,
Облаком над городом кружила,
Реками-озерами летала.
Солнце ни на миг не уходило…
И луна всю ночь не остывала,
И крапива косы завивала,
И тропинка ноги заплетала,
И трава по пояс вырастала.
…Крылья разлетелись от удара,
А вода осколки подхватила,
И любовь веревки развязала,
И в бессилье превратилась сила.
А потом – и солнце умирало,
Лилось светом, болью исходило,
Прятало лицо под одеяло,
К вечеру само себя убило.
Убегу подальше от дорог,
Окунусь в ночную тишину,
Наведу на всех живых морок,
Поднимусь душою в вышину.
Прислонюсь к пахучему стволу,
Растворюсь в мерцаньи родника,
Упаду в речную синеву –
И сомкнутся стебли тростника.
А вода тиха и глубока…
* * *
Уплывают липкие минуты.
Снова в мире холодно кому-то.
Что-то тихо стукнуло по крыше.
И опять ни шороха не слышно.
Облака плывут в свинцовом небе.
Быль уходит, и приходит небыль.
То ли снова бредишь, то ли снится
Белая рыдающая птица,
Белая невеста в темном платье,
На полу разбитое распятье.
Ты не видишь и не понимаешь,
Сон теряешь и судьбу теряешь.
День уходит. Звезды гасят свечи.
Полночь опускается на плечи.
И блестят озера перламутром,
Только бы настало это утро.
Сюда возвратишься по вечеру, по темноте,
Пройдешь по тропинке, свои же калеча следы.
До боли студеной в висках далеко до воды,
И дом далеко, и не надо гореть на кресте
За этот сосновый, соленый, невысохший снег,
За слезные заводи белых подтаявших рук,
За плеть лебединую синих забывшихся рек…
Не надо терпеть, ты уже не придешь сюда, друг.
А надо прийти, и воды принести, и в следы
Налить помутневшей и брату оставить испить.
Ведь столько идти – до людей, до воды, до беды,
И так далеко, что, наверное, нам не дожить.
Глянцевые радужные дали
Шелковым ложатся ожерельем.
Золотые ласковые пряди
Солнце разбросало по деревьям.
Тонкие серебряные нити
Тянутся от сердца к поднебесью.
Сердце остановится в зените,
Сердце в тишине затянет песню,
Только тихий голос онемеет,
Не завять, засохнуть не успеет,
А из пыли слезы поднимает –
Смыть сухое золото заката
И смягчить рыдание свирели.
Слезы не от сердца – виноваты.
Травы на пожарищах горели.
Получаешь свободу, уйдя от забытых гробниц,
И могильным венком прикрываешь свой камень на шее.
Чтоб хоть раз попытаться взлететь, ухватившись за птиц,
Чтоб хоть раз посмотреть, как на небе цветут орхидеи.
Не успеть, не сорвать, и на плаху летит голова.
И, пройдя через сотни экстазов последних агоний,
Остановишься там, где от страха бледнеет трава
И свинцовые тучи ночами от тяжести стонут.
Где прошли, отступая, остатки разбитых дружин
И кровавое солнце сквозь черное марево светит…
Не успев умереть, начинаешь без отдыха жить,
Без труда разрывая железную хватку столетий.
Где, закованный в небо, остался по-прежнему жив…
Где стоял ты до времени, черным огнем очарован.
Неизведанный мир, распростертые крылья сложив,
Уместился в одно колдовское заветное слово.
Из кленовых ладоней разбитых
Поит ночь молоком недопитым.
День приносит остатки на блюде.
Будет день, но чего-то не будет.
Будем жить на зеленых страницах,
Будем жизни до смерти учиться,
Будет жизни - до смерти – хотеться,
Но без музыки трудно распеться.
Да и песня горька, как калина…
Будет век твой и странным, и длинным.
И того ли еще напророчат?
Век твой – осени, осени хочет.
Только осень уходит из жизни.
И гостей собирает на тризну…
А напиток осенний не слаще
Слез багровых осиновой чащи.
Ты последний узнаешь об этом,
Значит, песня твоя не допета,
Значит, чаша твоя не допита…
* * *
А что там? Растерзанный ливень
Бросается в серые окна,
И в стекла кидает волокна,
И вечер становится длинным.
И небо над крышами дышит,
И путники тонут в тумане.
И ночь, как на телеэкране,
Подходит все ближе и ближе.
И ты не погибнешь до плахи –
Как воздух, увязнешь в дороге,
И встанут замки на пороге,
И двери сойдутся в размахе.
Как небо, истаешь в тумане,
Как солнце, исчезнешь навеки,
Опустишься в белые реки,
О проруби руки изранив.
Если б знали,
Если б знали, как надо,
То не клали бы руки на гордый огонь пятисвечья.
Лучше пасть на колени и биться в падучей.
Нам не надо пощады. Нам Вечность
Уготована
В стиле античных трагедий.
Мы беду Прометея и павшего Рима разделим
Пополам – мне печаль,
А тебе – десятина, руины и осень.
Но не просим.
Мы уже ни о чем не попросим,
Разве только о лаврах для безумного Данко
И для падшей сивиллы.
Они наши по праву наследия счастья.
И кипящая кровь на запястье –
Как клятва
В том, чего не сумеем.
Мы не знали.
Мы не знали про талые воды в камине и мертвые свечи.
Наши руки, как ветви,
Срослись заболевшим началом.
Но ведь может случиться, хотя бы на миг,
Словно боль от ожога.
Что песня
Вспомнит тело, которому пела
Про огонь и слетит на открытую грудь.
Тогда стронутся с мест прирученные горы
От тепла в обожженных ладонях,
И запахнет горелым
Холм Луны.
Наша песня родится под знаком орлиным,
Пятиклинным: две руки, две горы и священная птица.
Да живая вода из-под крана
На горячие раны.
Будет холодно в нашем Аиде.
Потому что не мы всех рассудим
И почти не увидим, как цепи снимают и лечат,
Как прощают…
Потому что я так пожелала,
Так давно, еще в детстве.
Не суметь наглядеться и остаться в камине,
Влиться в свечи под вечер, потому и хочу,
Чтобы знали…
* * *
Пусть наступит последняя ночь февраля,
И привидится сон, и опустится в руку.
Но об этом уже отпылала заря,
И дверям это знать, и открыться без стука.
Повезут на телеге, на раны – земли
Накидают под шорох и скрежет кандальный.
Но уже отрыдали свое журавли,
И слетелись вороны на пир погребальный.
Где вы, травы мои, где вы, соки земли?
Разрешится ли выплакать там, за пределом?
Неужели за мной мои братья пришли?
Но последний рукав до сих пор не доделан.
И они, как вороны, собьются с пути,
Шелестящие крылья на плечи обрушат,
И уже не придут, потому что спасти
Можно все, что угодно, но только не душу.
Душу – только продать, потерять, подарить,
И за это костер, понимаешь, царица?!
Но не примет огонь покаянных молитв,
И тебе, как Дидоне, ему поклониться.
Все, что было однажды, случится опять,
Повторится в веках, сквозь огонь повторится.
Потому что нельзя эту руку принять,
И сказать не позволено: «Здравствуйте, рыцарь».
Как свечи умирают безнадежно,
Как речи затухают невозвратно.
И мне уже должно и не можно
Увидеть повторенный многократно
Лик тени в запотевших синих стеклах
И восковую желтую усталость,
Которая в твоей душе поблекла,
Которая в моей душе осталась.
Запомнится соленый мокрый вечер
И высохшие капли стеарина.
Когда-то в том пути горели свечи.
Когда-то путь был праведным и длинным.
И будешь ты в дороге осторожней,
Без разницы, в конце или в начале,
И будешь не один… А бездорожье
Не меряют следами и свечами.
* * *
Расскажи мне сказку про безбожье.
Скоро минет тысяча ночей.
Петь не ложно и молчать не можно
В черном храме гаснущих свечей.
Смуглую сияющую руку
Приложи к пылающему лбу.
Опусти монетку на разлуку
И прощанье крикни на бегу.
_________________________
Ты уснул под тающие свечи.
Я стою одна у алтаря.
Скоро полночь ляжет мне на плечи
Пряною волною имбиря.
Прозвенит метелица монистом,
Заплетая косы серебром.
Будешь бить поклоны в храме истово,
Долго будешь думать не о том.
И не ту, наверное, разбудишь,
И она уже не стоит свеч.
Мудр, потому и не осудишь,
Потому и сказку не сберечь.
Распускается снег. За окном распускается снег.
Извини, что молчу, просто стрелки примерзли к часам.
Ты сегодня живой, и не мне говорить о весне.
Ты сегодня пришел к небесам, и спасли небеса.
Говорить ли, что знаю, как тает слеза на руке,
Когда дышишь на пальцы и греешь ладони у рта?
Говорить… Или вытереть… Небо сегодня ни с кем,
Как вчера, как всегда, оттого и душа не пуста.
Не пуста, потому что в нее набивается снег
И на лицах лежит, и на крыльях опавших лежит.
И тебе эта боль – как от боли чужой оберег.
Опусти рукава или снег отпусти из души.
И не бойся. От страха до дома твое серебро.
И тебе в нем гореть, и твои в нем живут голоса.
И тебя не найдут, потому что ты был в декабре.
И меня, потому что жила там всего полчаса.
Кто эту ночь сотворил?
Тень по деревьям ползет.
Только назад не смотри –
Всюду болотная топь.
Некуда больше идти.
Ночь, как трясина, слепа.
Кто-то стоит на пути.
Тьмой зарастает тропа.
Нету обратно путей,
Нету обратно дорог.
Хлопнула старая дверь,
И растворился порог.
Полночь укроет следы.
Руку свою протяни
Тем, кто на страже беды.
В городе гаснут огни,
Город остался один,
Город не терпит измен.
Черная ночь впереди.
Ночь и вода до колен.
Плачет чужая душа,
Смерть поднимая со дна.
Просто иди не спеша.
Полночь. Луна. Тишина.
Здравствуй! Мы с тобой сегодня дома.
На столе давно погасли свечи.
Под ногами – сталь аэродрома,
Где-то на закате меркнет вечер.
Помнишь, мы над пропастью стояли,
Наслаждаясь музыкой распада,
А ущелья глухо рокотали,
Заглушая ветер звездопада?
Помнишь, на краю обрыва встали?
По бурьянам ветры шелудили.
…в солнце – отблеск вороненой стали…
Или – в спину автоматы били…
Или – Солнце. Два часа полета –
А потом спиной на злые скалы.
Ветры, перелеты, недолеты…
А ведь мы когда-то были правы.
Или – пропасть. На краю обрыва
Вряд ли до улыбок и до песен.
Сколько мы с тобою были живы,
Столько мы с тобою были вместе.
Знай же: этот вечер – не последний.
Над обрывом звезды побледнели.
…Огневой, закатный, предвечерний…
Помнишь? Полетели? Полетели!
Свечи. На столе – холодный ужин.
(в сердце – отблеск вороненой стали)
И уже бессмертие не нужно.
Мы с тобою верили и знали…
Знали – что? Что Солнце бесконечно…
Не всегда оружие спасает.
Солнечно, чудесно… Бессердечно.
Мы с тобой на небо улетаем.
Хватит. Впереди – холодный космос,
А внизу – огни аэродрома.
Ну и что, что будет все непросто,
Только… Мы с тобой сегодня дома.
Запылают оконные дыры кистями рябины,
Растворятся в осенней листве переплеты дверей.
Застывающий город, антенны троллейбусов сдвинув,
Потечет паутиной бездонных дождливых аллей.
Этот вечер опустится траурной шалью на плечи,
Эта осень убьет, и отравит, и вновь воскресит.
По тебе будут плакать безвинно погасшие свечи,
По тебе за окошком потерянный дождь моросит.
Твоя жизнь – последняя в чьем-то недавнем кошмаре…
Остановятся разом все стрелки слепого дождя,
И, запутавшись пальцами в липком ночном тротуаре,
Время медленно взглянет и выбросит вдруг из себя.
Как и не было жизни на грани рывка и полета,
Как и не было сотен измятых разбросанных дней…
Все зальет желтизной и поглотит пустая дремота
И отправит блуждать по этапу ночных фонарей.
А потом крикнет ворон с доселе неведомой грустью,
И окрасится алым видавшая виды заря.
А потом замотает, закрутит и вдруг не отпустит.
Вот и стой в ошалевших от горя ветрах сентября.
В бесконечном небе прятались тополя,
Опускалась ночь по лестницам сентября,
Заливая траур звездами фонарей.
И от этого, наверное, все больней.
Где-то ты один по городу – не дыша.
Где-то ждут – да только молоды, не спешат.
Будто разом что-то кончилось там, в груди…
Ты не думай, я бессмертная, просто жди.
Что случилось? Никто и не понял. Но сразу
Лихорадка и кровь на измятой подушке.
И заря поутру не вставала ни разу.
Ты ночами не спал, умирал от удушья.
Это осень пришла и стоит над домами,
И последние листья кладет на ладони.
И приходит, приходит ночами и снами,
Не дает задохнуться, живыми хоронит.
В переулках луна заплыла фонарями,
И от ветра качаются старые клены.
Разбивается дождь и хрустит под ногами.
Ты стоишь, как давно, безнадежно влюбленный
В эту ночь. Перед черной водой на коленях,
Как на Страшном суде, в эту осень поверив.
Ты уже перешел через грани и двери,
Ты уже умираешь в бездонных аллеях.
Синий город уснул и растаял во мраке,
Синих птиц больше нет, и застыли качели.
Кони крылья сложили и кидаются в драки
На холодной, промокшей от ливней постели
Сентября. Заливают трамваи дороги.
Не умрешь. Почему в этот вечер не спится?
Но дверей больше нет, и разбиты пороги,
И уже ничего, ничего не случится.
Резиновый сапог срывает провода,
И падают на лед истерзанные птицы,
И в мраморных прудах – звенящая вода,
И ветер об стекло пытается разбиться.
Наверно, у стены разбит еловый сад,
Где стужа поутру становится как студень…
Наверное, у сна есть тоже рай и ад –
Неприбранный вокзал, куда уходят люди.
Там тают фонари и спрятаны глаза,
Случайные огни считайте за улыбки…
И поздно уходить, и больно замерзать.
Ты жив еще пока. Но это по ошибке…
Ветра не будет, вечер не лечит,
Путь за окошком, темный и млечный.
Кони пропали, вожжи остались.
Тихо ложится к лампе усталость.
Тайн забытых, проклятых судеб
Больше не надо – больше не будет.
Бьется, как жилка, птица на ветке.
Дом мой далекий, голос твой редкий.
Темной печали – темные судьи.
Может, хотелось.… Только не будет…
Таю и знаю: тает и гибнет
Раненым Каем, снежною зыбью,
Шел по метели, пальцы ломая.
Встала пустыня, злая, немая…
Только однажды вскинется ветер,
Встанет, горячий, в белом и в свете,
Ляжет дорога заметью длинной…
Сядешь к камину – будешь любимый.
(Если б зимою – крик журавлиный)
Тоска твоя ранняя,
Боль горяча и надуманна.
А знаешь, печаль моя,
Мы велики, но безумны.
Без дна, без печали
Которое лето тревожно.
Не дали – не взяли.
Ты знаешь, лети, пока можно.
Лети, пока можешь,
И крыльями бейся о стены.
Мы все бездорожны,
Чисты, окаянны и пенны.
Невольна и тайна
Печаль твоя, солнце полыни.
Ты вышел случайно
И в верности клялся осине.
Мы все полнолунны,
Безбурны, бездумны и святы.
Печалишься, думный –
Тебе и уйти без возврата.
Не прячься от боли,
Отдай ей свое бездорожье.
Ты – помнить не волен,
А памяти – быть осторожней.
Лети, пока можешь,
На то и дано воскресенье,
Где горечь печали
Становится тенью спасенья.
Падает листва на одеяло.
Падает и в сумраке не тает.
Ты ему постели застилала,
Ты ему из Библии читала.
Ты его до смерти целовала,
Ты его до гроба проводила.
Падала листва на одеяло…
Ты его, наверное, любила.
Смерти нет. И вечности не будет.
Пробежали шорохи по крыше.
Только он давно тебя не любит,
Только он давно уже не дышит.
Ты ему оставь на память сердце,
Для него оставь на сердце место.
Проводи до приоткрытой дверцы.
Ты его последняя невеста.
И манят облака откровеньем скитальцев,
И луна обреченно ложится на крыши.
Мы не можем бродить этим городом вечно…
А.Белянин.
В переулках огни просыпаются рано,
И, свернувшись в клубок, умирают метели.
Это даже не жизнь, а огромная рана…
Ты поднимешь глаза от измятой постели
И посмотришь на небо сурово-надменно.
Я обязан тебе только этой любовью…
Очарованный ангел рванется из плена,
Прикоснувшись рукой к твоему изголовью.
Я, наверно, умру. Не сегодня, так завтра.
Путь от первой черты до железной ограды…
Ты поставишь на стол опостылевший завтрак,
Ты одна будешь рада.
Никому, никому не знать,
Что оставил на небе сердце…
Вместо неба – сплошная тень.
Вместо ветра – дырявый парус.
Расскажи, как хотел взлететь
И как что-то в душе сломалось.
Расскажи, как летать весной
И как небо любовью дышит…
Только мир, из окна большой,
Оборвался у первой крыши.
Расскажи, как хотелось жить,
Как пытался опять подняться.
Как струной натянулась нить
И за ветер цеплялись пальцы.
Эта жизнь – себе назло.
И не ею за смерть платили…
Расскажи, как разбил стекло
И о землю разбились крылья.
Ночь темна, и не уснуть,
И устали ноги.
Впереди – далекий путь,
И душа в тревоге.
Посиди и помолчи,
Посиди, послушай,
Что там прячется в ночи,
Что тревожит душу.
Как огни всю ночь не спят
У большой дороги,
Как чужой горит закат
Над твоим порогом.
А бродяга-гитарист
Струны рвет на вскрике,
И залит кленовый лист
Кровью земляники.
И опять чего-то ждешь.
Где ты только не был…
И о том, как ты дойдешь,
Знает только небо.
Вернее, сначала. В начале восьмого башка...
Люблю тебя, жизнь, будь ты проклята снова и снова.
Уже половина…восьмого стакана… рука
Уже не дрожит, и отыскано верное слово.
А.Еременко.
О Боже, тяжело опять идти на плаху,
Когда горчит во рту и кровь на рукаве,
И ворот пиджака по-летнему распахнут,
А капли коньяка повисли на траве.
Нет, капельки росы зачем-то лезут в душу.
Похмелье, пьяный рай и камни в голове.
И пуля в голове. А ты меня не слушай.
Юродивому – верь. Казненному – не верь.
Сегодня выходной. Последнее желанье
(«Теперь лицом к стене!») исполнить захотел.
Но что-то не срослось. И пуля мирозданья
Вгрызается в висок, как штопор не у дел.
А штопор на столе. Бутылка у дивана.
Возьми – рукой подать. До смерти два шага.
Но капельки росы повисли, как ни странно…
И сквозь пустой стакан чернеют берега.
Разбивается небо осколком стекла,
И сливается гул в неделимое эхо.
Это осень пришла. Я бы все отдала,
Чтоб уехать отсюда, навеки уехать.
Чтоб судьбу измерять от огня до огня,
Но под тенью крыла опускаются руки.
Ты в чужих городах не увидишь меня.
Это голос струны. Это время разлуки.
Мы сегодня опять соберемся за нашим столом
И положим усталые руки друг другу на плечи.
Никакие врачи безымянной тоски не излечат,
Но усталым окном ввечеру засверкает наш дом.
Нарисуются окна, и сами раскроются двери.
Мы поднимем бокалы, и руки сойдутся в ударе.
Мы друг к другу спиною на проклятом поле стояли.
И мы встанем, как раньше и даже, как раньше, поверим
В то, что нету границ у непрожитой жизни и света.
Облака закрывают не небо, а чью-то дорогу.
Мы вернемся, как прежде, положим цветы у порога,
Где остался из нас самый первый и самый бессмертный.
Выжгли сердце и выпили жизнь седые туманы,
А в полях от непролитой крови слипаются травы.
Мы сражались. Наверно, за правду и были неправы.
Но не вылечить мертвой водою горящие раны.
Бьют часы стенные
О последнем часе –
Злые позывные
Всех твоих причастий.
Не по нам ли били
Старые? Едва ли.
Мы тебя забыли,
Мы тебя спасали.
С темной укоризной
Наше время терпит.
До последней жизни –
Как до первой смерти.
Не от неба страсти,
Но печаль от Бога.
Не давай нам счастья –
Это слишком много.
Дай нам лучше пулю
В сердце без осечки,
Чтобы не тянули,
Как у Черной речки.
Дай нам насмотреться
На чужую волю,
Чтобы во дворец твой
Мы вошли без боли,
И пощады дай нам –
Больше не попросим,
И любви случайной…
Стоп, пробило осень.
* * *
Пообещай не вешать нос
И слез не проливать.
Забудешь – это не вопрос,
А я не буду ждать.
Уйду, как только стукнет дверь,
Проснувшись по утру –
И будешь, как голодный зверь,
Метаться по двору.
Я не скажу тебе нет-нет,
Тех Самых-Страшных-Слов.
Хоть ты, как истинный поэт,
И к этому готов.
Клянусь, ни в жизнь не появлюсь
Я на твоем пути…
…А ты впусти в квартиру грусть
И руки опусти.
Печаль, отчаянье, полынь.
Полынь. Звезда полей.
На клетку занавес накинь
И воду перелей
Из одного угла в другой –
Чтоб ширилась печаль.
Но только душу не неволь
И больше не скучай.
– Как дела? Чем дышишь? Как живешь?
Почему ни строчки не черкнешь?
– Холода. Тревожные поля.
Старая забытая земля.
Небо синеву речную пьет.
Рыба разбивается об лед.
Тишина как скользкая игла.
И опять не кончены дела.
Вы мне говорите: напиши,
Только здесь у неба нет души,
Нет огня, и света тоже нет.
И вообще, все письма – это бред
Всех моих бессонниц и твоих.
Это стих? Наверно, это стих…
– Ты когда приедешь?
– А зачем?
– Звери возвращаются в тотем,
Лодки уплывают к берегам…
– В вашей колыбели быть снегам.
В вашем январе – последний день.
Улетают стаи лебедей
Из постельно-белой тишины.
Вы не доживете до весны.
Я вернусь, а Вас здесь больше нет…
Брошен камень. Круг по воде.
Выбито окно. Быть беде.
Метил в воздух – в сердце попал.
Девять грамм – а тоже металл.
И осколки льдом по пруду.
- Лебеду водой отведу,
Лишь бы не привиделся брод.
Солнцу через реку не ход.
- Через воду броду не быть,
Человеку солнцем не слыть.
Плыл бы, да не хочется плыть,
Пел бы, да не можется петь.
И идешь кольчугу топить.
Разве можно реку согреть -
Унесет огонь твой и мед,
За собой на дно уведет.
А вода на дне глубока,
И струится Ведьма-река,
Подрывая Медну гору.
Не был Царь Кощей на пиру.
И разобран трон из костей,
И не ждать от змея вестей.
- Где же ты так долго ходил?
Все живую воду искал?
- От живой щекочет в груди,
А от мертвой – в сердце тоска.
Черная тоска. Быть любви.
Брошен камень в сердце – лови.
Голову чужую надень,
А от мертвой – кровь по воде.
Расскажи мне, царь-страна,
Отчего душа темна,
Вспомни,
Кем тебе в откуп был дан
Князь Андрей да царь Иван,
Темным?
Как твои колокола
Собирали на-гора
Вече.
И как страшен был и ал,
Темным заревом вставал
Вечер.
Знаю, знаю – быть огню,
И заветов не храню
Тайных.
Им гореть во всех веках.
Хуже боли только страх…
Дай мне
В силу темную твою,
В кистени да в полынью
Верить,
Светел путь, да недалек,
Бог один, но он высок.
Двери
Не закрой, не отпусти…
Дай мне долгого пути
В травы,
Расскажи, как он тяжел,
Почему кто не дошел –
Правы.
Расскажи мне о любви,
Только небо не гневи
Страстью.
Из воды твое вино,
И на всех у нас одно
Счастье.
И дорога как струна –
Как ни режь, всего одна –
В полночь.
А на паперти стыда
Вырастает лебеда.
Знаешь?.. Помнишь?
Ляжешь ли в полночь, будет перина пухом и прахом.
Крыл лебединых брызнет подобье вскользь по лицу.
И загорятся синие дали светом и страхом,
И поведут в дальние земли или к венцу.
Где ж тебе быть, как не в горе, Марья Моревна?
Где ж тебе плыть, как не в море, злая тоска?
Вот и приходит ночью бездомной дева Морена,
Вот и стучится в темные окна чья-то рука.
Здравствуй, невеста. Вот и свидались. Встретить не чаял.
Твой охранитель ранен в последнем зимнем бою.
Душу забрали взмахами перьев, криками чаек.
Дай на прощанье, словно на вечность, руку твою.
Будешь казниться, богу молиться осенью стылой.
Будешь за море в дивные чащи слать журавлей.
Мир на дороге! Мир от единственной близкой милой!
Если заплачешь, слезы на землю пролей.
Как уходить? Как от солнца – мало печали.
Как попрощаться, чтобы не знала: перед концом?..
Скоро обряд сыграют последний венчальный,
И можжевельник ляжет терновым диким венцом.
Лето пожарами виновато.
Где же ты прячешься, Гайавата?
Вам не отдали звездные дали,
Вам не отдали, вас не отдали.
Где же вы, милые, ночевали?
Как же вы, милые, горевали…
Звездами ляжем в руки чужие,
Именем станем – вот и живые.
Как нас ловили, как нас искали!
Руки не прятали - опускали.
Руки – глаза – не давали – знали:
Мы отстрадали, отвоевали.
Мы не простили, нас не прощали.
Горы уходят! Дайте печали!
Дайте забыть. Мы уходим, люди!
Больше не будет, боли не будет.
…Так и остаться навечно – в муке.
Клятву принять в золотые руки.
Солнце зажечь огневою сталью.
Мы не болели – мы вырастали.
"Будем как солнце". Будем поэты!
Будем прокладывать тропы к свету.
Дайте нам вечности и полцарства.
Так начинают свои мытарства
Рыцарь безумный, король на троне.
Толку-то что в золотой короне?
Или другое. Будем незваны
В дом заходить, принося обманы,
Сомкнуты губы. Открыты двери.
Кто нас не пустит? Кто не поверит?
Бросим цветы и уйдем куда-то,
Мир тебе, Грек, и богиня Ата.
Наши кувшины наполним солью –
Видите, люди, больше не больно.
Встанем, как лес, на гнилых подмостках.
Это не Гамлет. Это непросто.
Это потом, а сейчас за око…
Мы на березах проступим соком,
Кровью черники окрасим губы.
Как это быстро! И нас – не будет
Снега не растают, пока не настанет апрель.
И птицы не сядут, покуда не высохнут лужи.
Ты рук не показывай, веснам залетным не верь -
Навеки останешься в мартовской утренней стуже.
***
Чужие полотна ты будешь считать за свои
И птицу считать, но до осени век еще долог.
На пяльцах забытых всю жизнь вышивались ручьи -
На море твое мне пока не хватает иголок.
Ты – Гойя. А может быть, Врубель. Воистину - Босх
Из Дантова ада, из мрачной приморской таверны.
А если остался – то значит, вернуться не смог.
И верность апрелю – еще благодарная верность.
В полночь распустятся мухоморы в бурьян-траве.
Ветры подуют и папоротники расцветут.
Буйные ветры забродят в дурной моей голове.
Как мне теперь узнать, где меня не ждут?
Бой начнется с утра, но не последний бой.
Сладко спать на траве и ветру стелить постель.
Линия снега уходит за горизонт.
Здравствуй, любимый! Встретимся по весне.
Здравствуй, любимый город. Нам суждено забыть
Дивные весны и вброд уйти по воде.
Так и пойдем – неясыть да волчья сыть -
Ты ко своей, я – ко своей беде.
Руки листвой обрастут и замшится тень
Лягут на плечи крючья еловых лап.
Снова солнце наводит тень на плетень.
Только плетень от ветра совсем ослаб.
Как венчают в сраме, приняв пинком. А.Башлачев.
Любовь – великая боязнь. Аве, Оза. А.Вознесенский.
Славься.
Дом на перепутье трех дорог.
Стены, крыша, черный потолок
и огонь негаснущий в печи –
И душа на зареве свечи.
Мир ночной сгустился у костра.
Ты мой брат, а я твоя сестра.
Все пути сойдутся у реки.
Кто ты, княже?
Смерти вопреки…
Славься,
ночь – судьба твоя в любви.
Знаешь, как венчают в сраме на крови?
Как рука от холода дрожит?
Руку удержи.
(на кленовых листьях лед лежит – вечер не прожит).
Злого слова не таи в груди.
По камням горячим разведи.
По ручьям печальным растекись.
Снись.
(по чужим дорогам разбросай – в май).
Славься.
Ветер кружит по полям.
Раскатилась по небу заря.
Руки ищут в озере ключи.
Не молчи в ночи.
Я свечами украшаю осень.
Мне рябина подарила горечь -
Не на губы краска, а на гордость.
Никогда меня уже не бросят.
Я клянусь и руки обжигаю
Зоревой рябиновой капелью.
И не мне привидится метелью,
Все, что знаю, все, что знать желаю.
Сдавит грудь осеннее сиянье.
Бусы красные раскатятся по камню.
Мне теперь равно – что покаянье,
Что прощанье – я навеки данник.
Не сбылось последнее желанье.
Эту осень буду помнить долго.
Я на листьях напишу признанье.
И признаюсь. И забуду. Гордо.
Брат сентябрь, чай из блюдца.
Даже дождь уже не плачет.
Не пора ли захлебнуться
Чаем сладким и горячим?
Не пора ли раздвоиться
В темноте осенней ночи
На беспамятные лица
И срывающийся почерк?
Мы отведали рябины
И дождались листопада.
И остались неповинны,
Не приняв его обряда.
И просветит сквозь печали -
Междуречье, заоконье,
Зачарованные дали.
Непривязанные кони
Разбрелись по всем дорогам-
И не нашим и не вашим.
Ветры гладили нам ноги,
Наливали полны чаши,
На следы нам наступали,
Нагоняли грусть-тревогу,
Уводили от печали
К чужедальнему порогу.
А потом случится осень,
Неожиданно, как прежде.
И никто уже не спросит
О потерянной надежде.
И протянется до края
По цепочке журавлиной:
Я люблю тебя, родная -
Я не жду тебя, любимый.
Прощание с лихолетьем.
Этот кубок допит, и разбит, и на счастье глядит.
В доме выбиты стекла, и в печке огонь не горит,
И метели уснули, и ветер гуляет в трубе.
Вот и все, мне пора. Для чего это было тебе?
Если хочешь сначала – вернемся к истокам огня.
А иначе дороги забудут добро про меня.
Лягут кони мои в придорожную злую траву.
Лихолетье мое затерялось на этом пиру.
Я ударюсь об стол, перекинусь весной расписной.
Пропаду в паутине, запутаюсь в чаще лесной.
И по правую руку не вырастет больше трава.
А по левую чья-то река затечет в рукава.
Вот и все, мне пора. Не встречай, не печалься, не жди.
В сентябре, как обычно, все небо изранят дожди.
И за желтым окном кто-то выпьет бессмысленный чай.
Я уйду. Ты живи. Я теперь далеко. Не скучай.
Княжий терем за великой рекой.
Волчье солнце разгорелось в печи.
Слышишь, по лесу идет дальний вой? –
Так друг друга заклинают в ночи.
Так весну не начинают, мой друг,
Как бы рано не пришел ледоход.
Эта замять не случается вдруг.
А до будущей еще целый год.
Нам дорога – на престол и за стол.
Брат мой, что смогу я дать королю,
Под ногами закачается пол.
Ты прости меня за то, что люблю.
Будет серый мокрый март и апрель
Перетянет крестовину окна.
Ты отпей из этой чаши, отпей,
Не смотри, что я теперь не одна.
И попробуй мне теперь помешай…
Кто сказал, что это небо без дна?
Почему-то захотелось дышать.
А на небе начиналась весна.
Мы книгу пишем, идя по свету.
Мы ищем слово, вплетаем в гривы.
Мы слово скажем, мы канем в Лету,
А после вспомним, как были живы.
Как пали в травы, в сырые травы,
Как степь ковыльна, как ночь тревожна.
Мы знали небо и мы не правы.
А все, что было, еще возможно.
А после вспомнишь о звездной муке,
Как чаровали на диком поле,
Как волховали на грусть-разлуку,
Как ворожили на злую долю.
В заветной книге напишешь трижды:
Впервые – Слово о неповинном,
Уже известно – о том, кто ближний,
И эпилогом – про журавлиный
Крылатый парус над морем дивьим,
Что встал из клина руки тоскливой.
А после будешь петь о любви мне
И пожелаешь не быть счастливой,
Не быть ни с кем, кроме ветра в поле.
Ему дарить чистоту и лето.
И я отвечу: не ваша воля.
Росе и впредь умирать от ветра
В далеких заводях, на востоке.
А на ветрах журавлей качало.
И ты запомнишь, отживший, легкий,
Что за началом – еще Начало.
И станут строки того триптиха
Твоей обидой, моей любовью.
Но кличет ворон и бродит Лихо,
И ночь таится у изголовья…
Мне весна как дорога – всегда велика и долга.
От непойманных радуг в апреле растают снега.
И дожди принесут мне с собой отраженье лица.
У дорог, даже пройденных нет и не будет конца.
***
На дороге весенней однажды не встречу тебя.
Говорили: молчи, не пиши, не дыши, не любя.
И не надо косу и тропу за собой расплетать.
Только руки, ты руки мои, я прошу, не забудь.
Мне приятно не спать, а тебе еще страшно летать.
Но однажды придет и с собой уведет этот путь.
Ты тогда не зови, и не плачь и не яблони пой…
…Белый дым от черемух лежит на весенней воде.
Я уже не с тобой, я уже так давно не с тобой.
Я найду тебя там, где прощенье подходит к беде…
…Будут талые воды по снегу следы растворять,
Будет день для печали и день опрокинутых рук.
И тебя мне уже не узнать и уже не обнять,
Мой любимый, мой прежний, мой так и не встреченный друг.
15.04.11. ФИНАЛИСТЫ конкурса-акции "РУССКИЙ ХАРАКТЕР: НОВЫЙ ВЗГЛЯД" (публицистика) - в рамках Илья-премии:: 1. Кристина Андрианова (Уфа, Башкирия). По дороге к надежде, записки. 2. Вардан Барсегян (Новошахтинск, Ростовская область). Русский дух, эссе. 3. Оксана Барышева (Алматы, Казахстан). Верность родному слову, эссе. 4. Сергей Баталов (Ярославль). Воспитание характера, статья. Уроки рыбьего языка, или Дао Иванушки-дурачка, эссе. 5. Александр Дудкин (Маза, Вологодская область). Болезнь роста. Лишь бы не было войны. Бессмысленная беспощадность. Коллективизм индивидуалистов, заметки. 6. Константин Иванов (Новосибирск). Конец русского характера, статья. 7. Екатерина Канайкина (Саранск, Мордовия). Русский характер, эссе. 8. Роман Мамонтов (Пермь). Медный разрез, эссе. 9. Владимир Монахов (Братск, Иркутская область). Доморощенная сказка про: русское "можно" и европейское "нельзя", эссе. 10. Евгений Писарев (Тамбов). Зал ожидания, заметки. 11. Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Спаситель №25, эссе. 12. Галина Щекина (Вологда). Размышления о русском характере, рассказы. Конкурс проводится Фондом памяти Ильи Тюрина, журналом "Журналист" и порталом для молодых журналистов YOJO.ru. Окончательные итоги конкурса будут подведены в Москве 14-15 мая 2011 года – в рамках литературных чтений "ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ: ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ".
ПРОЕКТЫ ЛИТО.РУ
ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Современная литература в Интернете
РУССКИЙ ЭПИГРАФ
Литературный конкурс "БЕКАР"
Имена Любви
Сатирикон-бис
Дорога 21
Шоковая терапия
Кипарисовый ларец
Кирилл Ковальджи
Памяти А.И.Кобенкова
Дом Ильи
ССЫЛКИ
пластиковые прочные Окна Химки ПВХ срочно
Здесь ремонт пищевого оборудования в сжатые сроки
Главэксперт: строительно техническая экспертиза в Москве.
