Окончила среднюю школу № 8 в 2004, где училась в гуманитарном классе. Пишет стихи и прозу, литературную студию Галины Щекиной посещает с 2003 года. публиковалась в газете «Всем Здравствуйте» (Вологда), журнале «Мезон» (Вологда), альманахах «Страна Озарение» (Новокузнецк), «Северная Окраина» (Череповец), «Свеча» (Вологда).
Тот, кто ждёт
Он по ночам плачет, ты не знала?
Он в комнаты входит – у нас же все ключи одинаковые – он на кровати садится.
У всех по утрам подушки мокрые, но ведь никто не признается. Валят всё на нервы почем зря.
И никто ещё ни разу не проснулся, представляешь?
Он нашими руками слёзы со щёк стирает. Он каждый раз ждёт, а мы спим, как убитые.
Я вчера поняла – я его по лицу гладила, я его лицо вспомнила.
Оно печальное было и сонное немного. И губы горькие-горькие, и глаза закрыты намертво.
Он же спит. Только во сне плачут и по комнатам ходят. Наяву слёзы глотают и в ванной запираются. А ночью он спит, и себя отпускает, и боль отпускает, и плачет. Он ждёт, чтоб его разбудили и утешили, а мы молчим и век не поднимаем.
Я сегодня ночью проснусь, обязательно.
Может, совсем спать не ложиться? Нет, так нельзя. Надо чтобы по правде, а то ничего не получится.
Я проснусь сегодня. Я ему слёзы вытру, я его по голове гладить буду.
Только ты если увидишь – не говори ничего. Я его сама разбужу. Я смогу, вот честно – смогу. Только надо, чтобы честно. Чтоб по правде.
Танец
«Ре! Фа! Соль! Ля!»…
Рука обнимает мою талию много крепче, чем надо, скользит по белым складкам кофты, рука счастлива снова прикасаться к моему телу…
Бешеный темп, волосы летят, напрочь уничтожая ровный пробор. Пол холодный, скользкий, он уже полит бензином наших эмоций и теперь охотно вспыхивает под горячими ступнями. Знаю, нам говорили, за секунду выгорает метр. Посмотрим, что останется от этажа через три минуты нашего вальса. Я не в ладах с математикой, посчитай ты. Я отсчитываю такты: «Ре! Фа! Соль! Ля!». Музыка помогает, хохочет над нашей глупостью, над надеждой обойти в этом сумасшедшем танце все уготованные нам ямы и трещины в гладком на первый взгляд полу – ремонт сделали аляповато, чего уж там…
Не отпускай мою руку, её пальцы меньше твоих в полтора раза. Они чуть дрожат, сжимай их крепче, слей со своими в одно. Красные огни отражаются в накрашенных ноготках – я же девушка… А девушки, они такие, они могут всё – поэтому не требуй от меня многого. «Ре! Фа! Соль! Ля!» – пока я способна лишь на это. Но разве этого мало? Я дарю тебе своё тело на целых три минуты, дарю своё лицо, оживлённое чем-то большим, чем вальс, неужели ты не понимаешь? Пользуйся мгновением, останавливай его, вписывай на скрижали. Учись принимать, учись брать.
Я чувствую твою руку на своей талии, я чувствую всего тебя…
Ты способный ученик.
Сквозь лес
Когда третьего из нас забрали в дурку, мы поняли, что всё слишком серьёзно.
Их кольцо становилось всё уже, мы чувствовали, как его железные бока вот-вот сомкнутся и расплющат нас окончательно.
И однажды ночью мы ушли.
Был зимний лес. Под ногами светились ледяные дороги, вокруг безмолвно вырастали чёрные деревья. Тишина пробиралась вовнутрь, пускала корни. Казалось, весь лес был виден как на ладони – кругом лишь голые стволы да талый снег.
Мы шли вперёд ровной шеренгой. Не держась за руки, не глядя по сторонам. Позади скрипели мёрзлые поляны, с глухим стуком падали с неба звёзды… Мы шли, мы не оборачивались.
Сухо горели глаза.
Мы и теперь идём через тот чёрный зимний лес.
Заметки на полях
1.
Мы все летим по кругу, изредка цепляясь друг за друга пряжками ремней, пуговицами рубашек, цепочками крестов, длинными волосами… На мгновение останавливаемся, заглядываем друг другу в глаза, мутные от вечного полёта по не нами придуманным орбитам.
Мы каждый день ходим по одному и тому же коридору, наши следы смешиваются, потом возвращаются к нам, но уже деформированными, искажёнными сотней других ног. Искажения проникают в наши сердца, отражаются в наших лицах. Приходят в сны. А сны скользят из комнаты в комнату, запутываются тонкой леской, и нужен кто-то очень спокойный и холодный, как каменные ступени, чтобы её распутать.
И тогда мы наденем её на удочку и пойдём на рыбалку.
Все вместе.
2.
Куда ты лезешь, ну куда ты лезешь…
Ты в новой кофте, я к ней ещё не привыкла, и волосы твои кажутся длиннее.
Ты опять делишь свои дни и вечера на нас, ты нежен с полудня до полуночи, а с утра пораньше до страшного рассудочно щёлкаешь костяшками на железных счётах, намечая, кому сегодня смотреть в глаза и петь песни.
Мне хочется думать, что я неправа. Ведь ты придёшь, ты скажешь, что я ошибаюсь? Да, всё будет так, просто я сплю, засыпаю. Я не пьяна, я не медитирую, я просто засыпаю.
Всё это – не более чем кубики льда в кипящем кофе, они тают быстрее, чем я обожгусь их мертвенным холодом.
Я спотыкаюсь на удобной лжи, я леплю огорчительную, горчащую на чьём-то языке правду. Спасибо, хоть не о тебе. Хоть какие-то темы табуирует усталый мозг.
Ты литрами пьёшь что-то горячее, но от этого твои глаза не теплеют – что с тобой? Ты ещё сам не привык к этой кофте. Дай мне её поносить. Я верну тебе её с частичкой себя, замершей навсегда в каждом шве, в каждой нитке…
Я слишком устала, чтобы натягивать вожжи, удержись на месте сам. Нам и так нелегко даётся каждый шаг навстречу друг другу.
3.
Блондинка, рыжая, брюнетка, а по коричневой кофте – светло-русые волосы.
Утомлённые лица.
Кошка дрыхнет на джинсовых ногах, черепаха бесшумно дремлет в коробочке, зеркало отражает голую стену.
Обилие красных кружек, как же так, они были бежевыми, оранжевыми… Мы пьём чай, мы держим кружки за ручки, они впитывают нашу кровь, а потом отдают обратно, но не всю, не всю…
Новогодние букеты рушатся на пол слабыми лепестками, об иглах и говорить нечего, но надо же подождать до Старого Нового года, надо потерпеть…
Глиняные куклы с нашими лицами качаются на веревочках под потолком. Что бы это значило?
…А на втором этаже на столе лежит кто-то, обряжённый в белое.
Закрой глаза, опусти ресницы, умри до утра.
Одна из ночей
Мы сидели на столе и курили. Языкознание лежало рядом, но мы категорически не хотели его раскрывать. А экзамен скрёбся в стекло, притворяясь снежинками.
А всё получилось так - я вышла на лестницу и защёлкала зажигалкой. Сигареты - непременный спутник этой сессии. Мои домашние туфли клацали очень громко, и Катя сразу узнала меня.
- Лизка! - закричала она откуда-то, - иди сюда!
- Ты где? - спросила я.
- Я тут, - коротко и ясно ответила Катя.
Я обошла все лестницы рядом, но никого не обнаружила.
- Ты что, в лифте? - осведомилась я.
- Я сижу на столе! На третьем этаже!
Я всё поняла и спустилась. Кто-то умный поставил стол посредине лестничной площадки. Кто-то ещё более умный однажды ночью впервые сел на него - учить что-то к экзамену.
Вообще, на той сессии мы все по ночам сосредотачивались в курилке. Это оказалось удобно - можно было получить разнообразную информацию о хеттах, русских царях, латинских склонениях и ятях с ерями.
Стол тоже был удобен. Когда я спустилась, то обнаружила Катю, восседающую посреди бумаг, учебников и пачек сигарет. Сбоку скромно примостилась кружка с кофе.
Кофе - тоже непременный спутник.
Я подошла и села на стол. К пачкам "Camel" прибавилась моя "Pall Mall". А больше у меня, собственно, ничего не имелось.
А дальше и было всё это - разговоры, смех, из-за которого нас в пятом часу выгнал с лестницы охранник, несколько часов, наполненных чем угодно, но не учёбой.
В закромах стола нашёлся ещё и творожный сырок. Катя разглядывала упаковку и говорила:
- Ты знаешь, что мы едим? Мы едим славянку!
Я давилась сырком и переспрашивала:
- Кого?
- Славянку. И не просто славянку, а славянку плюс!
Я отбирала у неё упаковку и заявляла:
- А славянка плюс - знаешь, что это? Это маленькое чудо в творожной глазури!
Тогда приходил Катин черёд давиться её половиной сырка.
Нам приходили на ум разные слова, мы вертели их в руках, как кубик-рубик, и они представали нам совершенно отдельными от образов, которые были призваны обозначать - то есть, совсем оголёнными. И тогда они теряли всякий смысл.
- Дося - это ж надо такое придумать!
Потом к нам спускалась однокурсница Зина с пятого этажа. Она подходила к столу и говорила:
- Я поняла, что такое дериват! Это пятый мат!
И мы начинали сосредоточенно подсчитывать матерные слова в русском языке.
А потом из-за спины Зины появлялся большой белый плакат, на котором чётко было выведено тушью: "Деспотия. Тирания. Тоталитаризм". Мы долго смотрели на него, а потом прикрепляли к стене над столом. Приклеивали уголки скотчем, а потом призадумывались, как убрать уличительную подпись внизу - Зина имела обыкновение подписывать все свои творения. И ставить номер комнаты. Мы воочию представляли, как начальник общежития разъярённо поднимается на пятый этаж, в указанную комнату… И тогда я щелкала зажигалкой, и огонь медленно начинал уничтожать правый нижний угол плотного листа. Это был священный огонь в стене, и горел он только для нас, но никто не пришёл и не сказал нам, как мы должны быть счастливы.
Зато приходила ещё одна однокурсница - выжатая зубрёжкой до капли, уставившаяся воспалённым глазами в раскрытый учебник. Она тяжело прибредала к нам и садилась на стол, потеснив меня. Мы по инерции продолжали говорить, а она молчала, занавесившись от нас тёмными спутанными кудрями. А разговор шёл, и порой скатывался к нечитаному, непройденному языкознанию:
- Морфа - это что-то страшное!
- Это как Морра из "Муми-троллей", - замечала я.
- Да, она пришла, села, и всем стало холодно, - соглашалась Катя.
И все мы, не сговариваясь, оглядывались на мрачную однокурсницу.
Потом она уходила, и наши слова опять распускали лепестки, раскрывались до конца. Потом уходила и Зина. Последнее, что я помню о ней - это её признание:
- Сейчас у меня по голове едет поезд... И я ничего не могу учить.
А мы оставались спорить про то, какой учебник лучше, Головина или Алефиренко, и обёртка от несчастной "славянки плюс" падала на Алефиренко, мы листали страницы, и ничего, ровным счётом ничего не понимали. Я писала быстрые стихи на клочке бумаги, и мы говорили о тех, кого любим, а они спали в первой от входа комнате и ничего, ровным счётом ничего не знали.
Я помню ещё, как Катя сказала, что лизосома - это органоид в клетке, который занимается самоуничтожением. Я была поражена, честно говоря, по глупой причине. Просто в школе, когда дурь ещё не вылетела из головы, все часто дразнили меня на биологии при изучении этих самых лизосом. Глупо, конечно... Но что-то в этом было. Оглядывая стол, я понимала, что ничем иным, как уничтожением себя, это назвать нельзя - три пачки на двоих - и это за какие-то несколько часов!..
Но ни тогда, ни теперь я не жалею о тех ночах, когда мы сжигали себя на кончиках наших сигарет.
Послесловие:
Когда я дала этот рассказ моей подруге, она прочла и нахмурилась - она не поняла, что же я хотела в нём сказать.
Я не знаю. Я могла бы оформить всё это как связное повествование, разбить на диалоги и украсить вставками и зарисовками... Возможно, тогда его было бы легче читать и воспринимать.
Но мне хотелось дать ту, именно ту ночь. Сессия была долгой, и немало часов мы просидели на том столе с Катей. Много было общих тем, которые мы развивали каждый раз - проблемы с деканатом, проблемы учебные, проблемы личные.
Но всё, о чём я писала здесь - эти неожиданные фразы, бредовые мысли, смех над как будто несмешным (ну и что, что славянка плюс?) - всё это принадлежало той ночи, и мне хотелось сохранить эти осколки, эти бусинки, которые никогда больше не повторятся.
Чемодан
Весна выдалась спокойная и холодная, с крыш не капало, под ногами не суетились мелкие ручейки, даже редкие лужицы с утра исправно подмерзали. В жизни все тоже, в общем, подмерзало. А сил было немерено, хотелось волнений и переживаний…
Тем вечером Женя ворвалась в комнату так стремительно, словно за ней гнался комендант, размахивающий приказом о выселении.
- Лизкин, пойдём скорее, там на улице есть одна вещь, я хочу тебе её показать.
Ну, вещь так вещь. Может, какой-нибудь плакат с интересной надписью… Мы с подругами вообще любительницы выискивать странные и забавные мелочи, а потом делиться этим друг с другом. Так что я не стала долго собираться, а просто накинула на плечи куртку, влезла в ботиночки и отправилась на встречу с прекрасным.
Всё ж таки меня снедало любопытство, и я пыталась вытянуть из Жени, что за диковинку она мне хочет продемонстрировать. Но она отмалчивалась и вела меня дальше – через дорогу, по улице, мимо парикмахерской и киосков… Наконец, мы приблизились к скромному газону, не дойдя буквально пару метров до продуктового магазина. Женя остановилась и таинственно покосилась в сторону. Я повернула голову и увидела… чемодан, стоящий на тротуаре у проезжей части!
Первой реакцией, на которую я оказалась способна, был хохот. Женя подхватила, но сквозь смех пыталась объяснить:
- Слушай, но ведь он такой странный!
Отхохотавшись, я присмотрелась к чемодану:
- Господи, да это антиквариат какой-то. С таким ещё мой папа в студенчестве ездил!..
- Вот именно! И что он, по-твоему, здесь делает?
- Ну не знаю… Может, кто-то выбросил…
- А почему сюда, а не на помойку?.. – Женя торжествующе на меня посмотрела. – Понимаешь, он так стоит, будто кто-то ехал на машине, остановился, выгрузил его и уехал!..
- Ну тогда лучше к нему вообще не приближаться, а то вдруг рванёт! Москва, блин…
- И я о том же… И вообще, согласись, он странный.
- Ну да, ужасно подозрительный… Слушай, а вдруг в нём деньги?!..
- Деньги?.. – в связи с операцией Лёши Лайфурова, которая стоила 250 тысяч евро, это слово стало для Жени магическим. – Но откуда?..
- Ну, потеряли… Ехали и потеряли…
- Лизкин, вот это было бы классно! Представляешь, полный чемодан денег, мы бы сразу собрали!..
Тут совсем рядом загудела поливальная машина. Мы едва успели отскочить к газону, как она проехала мимо и щедро облила таинственный чемодан. Мы рассмеялись, а потом стали думать, что всё-таки делать. Притрагиваться к нему самим нам категорически не хотелось. Можно было позвать кого-нибудь, но прохожих что-то не наблюдалось. Зато на другой стороне улицы стоял грузовик, вокруг которого суетились какие-то люди. Мы уже было направились к ним, как меня осенило:
- А если это «скрытая камера»? Ну чем не сюжет – подкинуть на пустую улицу чемодан. Обязательно ведь кто-нибудь остановится и будет выяснять, что там!..
- Лизкин, ты серьёзно?
- А почему нет?.. Вот мы тут как дуры на одном месте ходим уже полчаса, а они… никто и не поинтересуется, что мы делаем! А когда мы полезем в чемодан, подбегут: «Вас снимает скрытая камера!»
Пока мы обсуждали всё это, грузовик мирно уехал и опять оставил нас один на один с чемоданом.
- Давай покурим? – предложила Женя.
- Давай, - я присела на низкую скамеечку рядом с газоном.
- Что же с ним делать, а, Лизкин? Я чувствую, мы не можем его так оставить!..
- Конечно, не можем, - согласилась я, чиркая спичкой и прикрываясь ладонью от ветра. – А что ты предлагаешь?
- Ну… Надо его открыть и узнать, что там.
- Я не пойду.
- Я тоже.
Какое-то время мы молча курили, поглядывая на злополучный чемодан.
- Жень, как думаешь, а если в него чем-нибудь кинуть, вдруг он откроется?!
- Слушай, действительно!..
- Тогда всё, решено, – я вскочила с оградки. – Пошли искать что-нибудь тяжёленькое!
После долгих поисков мы обнаружили пустую бутылку. Однако Женя решительно возражала против битья стекла на улице. Я со вздохом кинула бутылку в урну, попутно облившись пивом. Ещё минута ушла на мои невнятные возмущения по поводу промокшего студенческого и Женины утешения вперемешку с хихиканьем. Но, хочешь не хочешь, пришлось тащиться на новые поиски. Нам повезло – ступени, ведущие в магазин, были полуразвалившимися. Рядом курили какие-то мужчины – представляю себе их изумлёние, когда две хорошо одетые девушки подобрали несколько увесистых булыжников и чинно удалились! По дороге к чемодану мы посмеивались над этим, а потом резко посерьёзнели. Я поудобнее взяла камень и размахнулась.
- Лизкин, ты с ума сошла! – причитала Женя. – А если он взорвётся?..
- Да ладно!..
Камень полетел. Женя взвизгнула и шарахнулась в сторону, я пригнулась, думая в случае чего падать и отползать. Но чемодан лишь покачнулся.
- Ладно, попробуем ещё, - я деловито взяла второй булыжник.
- Лизкин, ты такая смелая, - охнула Женя. – А если…
Но первый страх прошёл, я кидала и кидала камни, Женя приносила мне новые…
В общем, докидалась. Взрыва не произошло, но чемодан грохнулся набок, и заглянуть в него не стало никакой возможности!! Мы мрачно вернулись на уже родную скамейку.
- Ну, по крайней мере, взрывчатки там нет… - робко предположила Женя.
- А вдруг он взорвётся, если его открыть?..
- Я тоже подумала… Но я не могу его так оставить! Уже из принципа.
- Да я тоже… Ой, смотри, мужики идут!
- Давай, ты к первому, я ко второму.
Респектабельный мужчина с портфелем в руке лишь улыбнулся моим горячим речам и пошёл дальше. Зато другой, разбитной мужичок, без долгих разговоров пошёл к чемодану. Мы с Женей заверещали:
- Вы что?!.. вы зачем?!..
Но он легко поднял его и зашвырнул на газон:
- Да он пустой, девчонки, чего вы волнуетесь! Идите лучше спать.
- С чего вы взяли, что он пустой? – я недоверчиво покосилась на чемодан.
- Да он лёгкий.
- А вы откройте…- искушающее посоветовали мы.
- Ну, нет уж! Пусть полежит до утра, никому глаза не мозолит…
Мы неодобрительно посмотрели ему вслед.
- Ему легко говорить! – возмутилась я – А мы здесь час уж круги нарезаем! Ну он не может после этого быть пустым!!
- Давай милицию вызовем? – предложила Женя. – Они разберутся…
- Именно что разберутся! Если там деньги, то они их точно конфискуют… Да и фиг бы с ними, с деньгами, просто стрёмно звонить. А если ложный вызов припишут?..
И тут, прямо как по заказу подъехала машина ДПС! Правда, не к нам, а к красной машине на другой стороне. Мы перебежали улицу и увидели серьёзного толстого дядечку в очках, штрафовавшего какую-то женщину за обгон. Когда он её отпустил, мы с Женей подошли к нему и рассказали про чемодан.
- Подозрительный, говорите?.. – он сел в машину. – Ну-ка, девчатки, отойдите, я сейчас развернусь.
Чувствуя себя юными комсомолками, охраняющими общественный порядок, мы тревожно наблюдали за тем, как он подъезжает, осматривает чемодан, валяющийся на газоне, и вызывает патруль.
- Ну всё, сейчас подъедут. Вы тут им объясните, что да как… - и уехал.
- И всё? – разочарованно протянула я.
- Ничего не всё, - занервничала Женя. – Сейчас как приедут менты… Давай свалим, а?..
- Ты что? А вдруг там что-то интересное?.. Ты разве не хочешь посмотреть, как всё закончится?
- Хочу, конечно… Только мне сестра столько всяких ужасов про ментов рассказывала…
В общем, мы решили вызвать Лёшу Волкова. Выглядело это так:
- Алло, Юль, это я, позови Лёшу. Нам с Женей нужна помощь. То есть, ничего страшного, но пусть он нас поддержит! Мы рядом с «пятёрочкой». Только пусть быстрее придёт, хорошо? И кого-нибудь прихватит. Давай, пока.
- Ну теперь давай ждать… Можно у тебя сигарету?
- Держи. Интересно, кто быстрее появится – менты или Волков?
- Лучше бы Волков…
Ага. До нас медленно стало доходить, что патруль оповещен только о чемодане и двух девушках, которые его нашли. А тут будет ещё какой-то левый парень, причём в косухе, с хайром, и вообще, подозрительный тип, на которого за один внешний вид полагается наехать!.. Я схватилась за телефон – дать Лёшке «отбой», но было уже поздно:
- Ой, едут!
Рядом с нами резко затормозила машина ДПС. Мы сделали бодрые лица – и вдруг из неё высунулся тот самый дядечка!
- Мне перезвонили! – жизнерадостно объявил он. – Этот чемодан пустой, вы не волнуйтесь, просто дворники не успели убрать!.. А так его ещё утром проверяли!
- Утром?!?
Мы рыдали от смеха, уткнувшись друг другу в плечо. Дядя благодушно за нами наблюдал, а напоследок сказал:
- А за бдительность спасибо! С такими гражданами Москва не пропадёт! – и нажал на газ.
- Ага… - согласились мы и помахали ему на прощание. Бросили последний взгляд на чемодан и двинулись домой.
- Дурдом, дурдом, - повторяла Женя.
Казалось, больше хохотать уже невозможно. И мы постепенно угомонились и тихонечко пошли по улице. Но нашего спокойствия хватило ненадолго, потому что из темноты вдруг возникли Лёшка и Саня Белоруссов, оба в чёрных длинных плащах, суровые, готовые к любым разборкам с нашими воображаемыми обидчиками…
- И что, вы час бродили вокруг пустого чемодана, швыряли в него камнями, да ещё доставали прохожих? – недоуменно спрашивала потом Юля.
- Ну да… - я пожала плечами. – А почему бы и нет?
В клубе
С полудня меня мучила ужасная боль в животе, так что мне пришлось уйти с последней пары. Остаток дня я провела в постели, даже пропустила мамины звонки – так мне было худо. Все мысли о чем-то постороннем замирали на середине, даже толком не оформившись.
Но, самое удивительно, к вечеру я более-менее оправилась, и мы с Юлей пошли в ОГИ.
Старое доброе ОГИ, как давно мы там не были!.. Так и не удосужившись разобраться в аббревиатуре этого заведения, мы его очень любили и не раз приезжали туда, преодолевая долгий путь с двумя пересадками.
Свободных столиков в нашем любимом маленьком зале не обнаружилось, и нам пришлось пройти в большое помещение. И сесть прямо в центре зала, напротив танц-площадки. Вечер обещал быть интересным – хотя бы потому что я от него ничего не ждала, никаких надежд на этот выход не возлагала. Просто посидеть, поболтать, отдохнуть. Правда, этим придётся заниматься всю ночь – мы не можем в любой момент покинуть гостеприимное ОГИ, как нормальные люди, мы ограничены, во-первых, расписанием метрополитена, во-вторых, расписанием общежития.
И мы говорили, ели мороженое и пирог, чокались бокалами с коктейлями… Красные бусы, бирюзовые бусы, открытые шеи, улыбки и смех… Лёгкое и необязательно настроение. Боль в животе отсчитывала последние минуты, и вскоре я даже пошла танцевать, увлекая за собой Юлю. Как кружилась моя чёрная юбка под звуки латино!.. Как разметывались волосы!.. Мы подружились с замечательным официантом Саней и загоняли его своими невообразимыми заказами. К нам, в свою очередь, сунулся с предложениями дружбы некий Костик – мужчина в теле и в возрасте – но Юля его решительно отшила. Зал постепенно наполнялся людьми, на танц-площадке было уже не протолкнуться, клубы дыма кружили головы…
Но быть свободной от боли оказалось не так полезно, как я думала. Все мысли, насильно изгоняемые из меня весь день, теперь навалились с утроенной силой. И никто, и ничто не могло этому помочь.
* * *
И вот, уже третий час ночи. Лёгкие сигареты, лёгкий коктейль – но пятнадцатая «Lucia», но третий дайкири! А меня не берёт, не берет, а так хотелось бы забыться, не думать, не разбираться в происходящем, не анализировать без конца… Грохот музыки мешает делиться своими горестями с Юлей – да и незачем, всё нами давно уж обговорено.
Он не пишет мне.
Он лишь отвечает на мои сообщения, и довольно мило, и даже убеждает меня бросить курить… Как в песне - «Мне нужен человек, который запретит мне курить…». Да. Но этого мало.
Это не наш, не Литовский человек, он обычен и логичен до изнеможения. Но именно таких парней я обычно беру сразу – что же произошло сейчас?.. Я знаю, как магнетически действует – да, именно она! – наша, Литовская необычность, эти неожиданные фразы, поток слов, сравнений, метафор, которые даются мне с легкостью, потому что здесь мы и не общаемся иначе. Почему же не вышло как раз теперь, с человеком, который мне так нужен?.. Просто мы не успели поговорить с ним толком. Нам было мало отпущено времени друг для друга тогда, в шумной компании.
Но всё это решаемо, в конце концов. Отчего же сейчас так плохо?..
Я закуриваю новую сигарету, уставившись невидящим взглядом в лампу, качающуюся под потолком.
Мне не сложно ему писать – в том числе и глупости. Мысли, чувства, простые разговоры… Даже если я решусь написать ему в лоб и получу неудовлетворительный ответ, нам проще простого забыть об этом, забить на это и не встречаться никогда! Тут-то и пригодится то, что он не Литовский и тем паче не общажный, нам не придётся видеться каждый день. Короче, проще некуда.
Ну так почему, почему же я не могу заставить себя написать ему правду?.. Потому что я думала, что всё будет легко и просто, и мне не придётся ни на что решаться…
А над всей этой путаницей – мучения о том, что он не пишет сам, что не хочет ничего сделать, чтобы…
Я возвращаюсь к тому, с чего начала, и тоска пьёт меня быстрее, чем я сама – дайкири. Но милый Саня уже несёт поднос с новыми коктейлями, и я отвлекаюсь, с любопытством смакуя свой. А неплохо! Почаще ходить сюда, и стану, по крайней мере, хоть немного разбираться и заказывать напитки, исходя из своих пристрастий, а не в результате кропотливого изучения меню. В прошлой жизни как-то не пришлось набраться опыта в этом вопросе.
- Пей, я не буду… - едва прикоснувшись к своему, морщится Юля.
Она устала, и я это вижу. У неё тоже хватает проблем, и атмосфера самая подходящая, чтобы над ними погоревать. Озабоченно всматриваюсь в её лицо и прикидываю, что же теперь делать. Вот перейти бы в малый зал – здесь мы совсем потеряны в этом шуме. Музыка, только что заводившая нас, теперь давит, смыкается плотной стеной… Хотя мне самой, например, не влом молча просидеть за столиком до утра, заказывая на оставшиеся деньги ещё пару коктейлей, покуривая сигареты, которых – как удачно я закупилась! – более чем достаточно, и предаваясь своим невесёлым мыслям. Не всё ли равно, где хандрить, дома или в ОГИ. По крайней мере, здесь можно отвлекаться на людей, скачущих вокруг – ночь уже глубока, и многие успели основательно набраться.
Но эти люди хороши на расстоянии. Вскоре к нашему столику подлетает круглолицый парень неопределённо-восточной национальности и спрашивает, что за коктейль я пью. Не успеваю я ответить, как он хватает мой бокал и одним махом заглатывает остатки «Голубой лагуны», часть расплёскивая по столу. Но если он ожидал бурной реакции, то ошибся. Я пожимаю плечами и тянусь к Юлиному бокалу.
- Идиот, - шипит подруга.
- Да ладно… - я отпиваю коктейль.
Но этим дело не оканчивается. Над нашим столом начинают колдовать дружки того парня – забирают пепельницу, на её место ставят пустую бутылку из-под вина, пытаются добраться до моего коктейля. А сам парниша, кажется, действительно колдует – ловит наши взгляды и красиво сыплет соль на салфетки, пустые тарелки и мои сигареты. Юлино терпение лопается, она жестко посылает его. Он мгновенно отлетает к своей компании. Юля устало кладёт руки на стол и опускает на них голову. Я допиваю коктейль, выкуриваю сигарету и понимаю, что на этом надо ставить точку:
- Юль, давай на такси.
Она утомлённо поднимает глаза:
- А деньги?.. Нам же практически в разные концы Москвы…
Я на секунду задумываюсь:
- Давай до Бабушкинской, за двести нас подвезут, а там я у Яна возьму в долг и до общаги.
Юлькино лицо проясняется:
- Давай!
Сборы занимают немного времени, а счёт мы уже оплатили. Пробираемся к выходу сквозь толпу пьяных и полупьяных людей. И кто знает, может, им не легче чем нам, просто они прячут себя за алкогольной завесой…
По пути Юлька заглядывает в закуток с книгами и указывает мне на продавца:
- Видишь его? Он же наш, первокурник!.. Ну, вон тот, с бородой!
- Подожди, дай мне очки надеть… - и вот, мир становится ближе и различимей, я подхожу к парню и бесцеремонно интересуюсь:
- А вы из ЛИТа, да?..
- Без палева!.. – поднимает он указательный палец.
- Значит, точно наш, - смеёмся мы и поднимаемся по лестнице.
На улице свежо, наши тени вытягиваются и ползут по земле в жёлтых лужах фонарей. С каждым шагом всё ощутимей чувствуется холод. Мы не успеваем пройти и пяти метров по переулку, как перед нами тормозит такси. Круглая голова пожилого водителя наклоняется к окошку:
- Машина нужна?
- Ага, до Бабушкинской. И у нас всего двести рублей, – да, сегодня мне не до экивоков. Хочется отчаянно говорить всем неважным людям правду – дурацкую, простейшую правду вроде суммы в твоём кошельке. И ненавидеть себя за то, что настоящую-то истину, от которой зависит нечто большее, чем время возвращения домой этой ночью, я сказать не могу. Ну вот не могу, и хоть плачь.
Но сейчас нужно не плакать, а ловить машину. Эту-то мы упустили – вот и говори теперь правду! Однако через секунду перед нами останавливается другая. «Жизнь всегда подбрасывает кучу вариантов, не надо зацикливаться на одном» - устало философствую я. Ей-Богу, нынче на элементарных примерах мне доказывают важные вещи.
Машина какая-то странная – место водителя справа, а не слева. А я-то не сразу сообразила, почему этот солидный мужик сразу оказался так близко от нас:
- Можно вас подвезти?
Я несгибаемо озвучиваю пункт назначения и количество денег. Он что-то бормочет. Юлька, понявшая его скороговорку раньше меня, уже открывает дверцу. Я сажусь рядом с ней.
- Далековато, конечно… - с ленцой тянет мужик. – И куревом от вас пахнет…
Мы переглядываемся. Это он нам типа одолжение сделал, а теперь что-то не устраивает?!.. Ехал бы своей дорогой, старый козёл! Мы бы уж нашли себе транспорт!
- Вы думаете, вас бы кто-нибудь подвёз за двести рублей? – читает мои мысли «старый козёл». – И это что вы, так каждый раз за двести едете, да? Останавливаете и просите, чтоб довезли?
- Мы не просим. Нас подвозят. – ледяным голосом отвечаю я.
- Как это так?..
- Просто добрые люди, - наивным тоном сообщает Юля. – Мир не без добрых людей.
- А-а… - неопределённо тянет он.
За окном мелькает ночная Москва. Я утомлённо откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза, предоставляя Юльке поддерживать разговор. Впрочем, длится он недолго, салон погружается в тишину. Её разрывает гудение телефона. СМС.
- Муж! – восклицает Юлька. Тут же угрожающе косится в мою сторону, чтобы я не подумала брякнуть что-то не то. Но в ночном такси у меня достаточно обострены чувства, я прекрасно понимаю ход её мыслей.
- Беспокоится… - продолжает она. – Уже хотел за нами ехать.
- Ну ты же предупредила, что мы сегодня рано, - лениво откликаюсь я.
Разглаживаю юбку на коленях, стягиваю, наконец, перчатки, снимаю очки. Голова гудит от выпитого, глаза побаливают. Перекрёсток, мужик произносит что-то. Мы обе не расслышали – но ничего, всё становится ясно через минуту, когда он сворачивает на автозаправку и выходит из машины.
Мы провожаем его взглядами. Тягостное молчание.
- Лиза, выйди, пожалуйста, посмотри номер машины! – тревожно просит Юля.
- Да зачем?.. Просто бензин на нуле. Ну а если… - мой голос становится тяжелее, – он хоть что-то попробует, он у меня так получит…
Я действительно чувствую в себе избыток силы, которую не могли убить никакие коктейли и пачки выкуренных сигарет, отсутствие еды и усталость. Да… силы, которую я почему-то не могу пустить на то единственное, что для меня сейчас важно… Юля хмыкает:
- Мы ему все зубы выбьем!..
- Слышал бы он…
Мы обмениваемся мгновенными взглядами.
- Да, с нас станется… - хладнокровно продолжает она. – Помнишь, как ты тому отрубила уши?..
- Д-да… - я ещё не настроилась, я опускаю голову в колени и беззвучно хохочу. Но мысль о том, что это хамло может сейчас слышать нас, придает бодрости. Слова падают, как увесистые красные капли. – Ничего были ушки, правда?..
- Да, они же до сих пор сушатся в шкатулке.
- Подожди, в какой именно? Которую нам на Рождество подарили? Ну, в крапинку?
- Ну да, с бабочками.
Импровизация течёт себе и течёт, чтение Масодова дало свои плоды спустя полгода. Нереализованные желания выплескиваются в жестокость, мы с удовольствием обсуждаем кровавую расправу над несчастным водителем. А он, ни о чём не подозревая, уже лезет в машину. Мы замолкаем.
- Ну, как вы тут? – интересуется мужик. – Притихли, как мышки.
Знал бы он… Мы по-прежнему молчим, но остатки веселого безумия мелькают в наших глазах, водитель всматривается пристальнее:
- И одна была в очках, а теперь без очков… - недоумённо констатирует он.
«Молчание было ему ответом», как говаривал Ярослав Игоревич Зверев.
Машина трогается.
Привычный вид дороги успокаивает мужика, и он небрежно замечает:
- Такое ощущение, что двух евреечек везу!
- Ну так и есть, - бросает Юля.
Он затыкается.
Ещё немного – и мы на Бабушкинской. Перед тем, как выйти, я не отказываю себе в удовольствии позлить его. Достаю кошелёк и долго шуршу единственными двумя купюрами: «Нет, это не то… опять не то…». Пусть считает, что наглые девицы его накололи.
Мы бредём по асфальту, припорошенному снегом, перчатки вновь одевают руки, холод освежает наши усталые лица.
Шоссе пустынно, тут бы его и перейти, даром, что никаких «зебр» нет и в помине. Но из-за угла выныривает машина ДПС. Мы резко сворачиваем обратно на тротуар.
- Дошли до дороги, и сразу обратно, странно выглядит, наверное… - роняет кто-то из нас.
Думаем об одном и том же – ещё более странен наш «выходной» вид в четыре часа ночи. Юбки, каблуки…
- Да, мы проститутки… - тоскливо бормочу я.
Холодно, холодно, и смертельно хочется спать, глаза режет, а в груди дышит тяжесть, которую ничем оттуда не достать. Разве что отвлекаться иной болью… Головной, зубной, женской, или, того хуже, саморучно себя истязать. Ножики, лезвия, тлеющие сигареты – всё испробовано нашим благословенным курсом, примеров предостаточно. Но зачем так? Неужели нельзя жить проще и лучше, без боли? В догматах православия сказано, что страдания приближают нас к Богу, но, учитывая, какие именно желания привели меня к моей боли, даже этот слабо утешающий путь мне заказан.
- Ночуешь у нас, - прерывает мои мысли подруга. – Я тебя не отпущу.
- Да что со мной случится… - слабо протестую я.
- Ты с ума сошла?? – злится Юля, - на часы посмотри!! Вдвоем ещё куда ни шло, но одной… У нас останешься, ясно?
Ну, ладно. Мне, честно говоря, уже по барабану. Как бы я ни любила просыпаться в своей постели, ради этого ещё придётся куда-то ехать, что-то платить, как-то уговаривать охранника…
Мы медленно приближаемся к дому. Начинает падать лёгкий снег.
Темнота застит глаза, её разрывают лишь редкие фонари. А ведь было лето, и наши возвращения из ОГИ же, и занималась заря, и мы снимали туфли, и шли босиком… Тогда, честно признаться, было не веселее, чем теперь. Но все равно мне кажется, что я похоронена в этой ноябрьской ночи, и солнце не взойдёт никогда.
15.04.11. ФИНАЛИСТЫ конкурса-акции "РУССКИЙ ХАРАКТЕР: НОВЫЙ ВЗГЛЯД" (публицистика) - в рамках Илья-премии:: 1. Кристина Андрианова (Уфа, Башкирия). По дороге к надежде, записки. 2. Вардан Барсегян (Новошахтинск, Ростовская область). Русский дух, эссе. 3. Оксана Барышева (Алматы, Казахстан). Верность родному слову, эссе. 4. Сергей Баталов (Ярославль). Воспитание характера, статья. Уроки рыбьего языка, или Дао Иванушки-дурачка, эссе. 5. Александр Дудкин (Маза, Вологодская область). Болезнь роста. Лишь бы не было войны. Бессмысленная беспощадность. Коллективизм индивидуалистов, заметки. 6. Константин Иванов (Новосибирск). Конец русского характера, статья. 7. Екатерина Канайкина (Саранск, Мордовия). Русский характер, эссе. 8. Роман Мамонтов (Пермь). Медный разрез, эссе. 9. Владимир Монахов (Братск, Иркутская область). Доморощенная сказка про: русское "можно" и европейское "нельзя", эссе. 10. Евгений Писарев (Тамбов). Зал ожидания, заметки. 11. Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Спаситель №25, эссе. 12. Галина Щекина (Вологда). Размышления о русском характере, рассказы. Конкурс проводится Фондом памяти Ильи Тюрина, журналом "Журналист" и порталом для молодых журналистов YOJO.ru. Окончательные итоги конкурса будут подведены в Москве 14-15 мая 2011 года – в рамках литературных чтений "ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ: ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ".
ПРОЕКТЫ ЛИТО.РУ
ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Современная литература в Интернете
РУССКИЙ ЭПИГРАФ
Литературный конкурс "БЕКАР"
Имена Любви
Сатирикон-бис
Дорога 21
Шоковая терапия
Кипарисовый ларец
Кирилл Ковальджи
Памяти А.И.Кобенкова
Дом Ильи
ССЫЛКИ
Санаторий Зелёная роща
ООО ЮРДЦ организовывает торги электронные в Росси; аукционы по госзакупкам от ЮРДЦ
Стекло: художественная обработка, мд-техно, листовое стекло оптом
Купить корпуса мобильного телефона моторола
