Смотреть дорамы 2024 онлайн в русской озвучке

Илья-премия


2009

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ
  • 19.11.13. Писателям расскажут об авторском праве
  • 11.11.13. Дни и ночи в шуршании листьев-страниц
  • 11.11.13. Настоящие русские книги. Иностранный опыт чтения
  • 11.11.13. Поэт Ольга Касабуцкая представляет новый сборник стихов
  • 11.11.13. В груди дыра размером с Бога
  • 11.11.13. Визуальная поэзия — биологический вид творчества
  • 28.10.13. Издан полный перевод средневекового романа «Ланселот, или рыцарь телегиВ»
  • 28.10.13. Книжный магазин «ДодоВ» открыл две новые площадки в Москве
  • 25.10.13. Продолжается отбор текстов для участия в ежегодном совещании молодых писателей

  • 26.04.07. ПОЭЗИЯ
  • Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Возвращенье подарка

    Родился в 1984 г. в Бийске. Окончил Алтайский государственный технический университет. Финалист Независимой литературной премии "Дебют" (2005). Стипендиат Федерального агентства по культуре и кинематографии (2006). Как эссеист и поэт публиковался в альманахе "Бийский вестник", журналах "Барнаул", "Алтай", "День и ночь", электронном журнале "Девушка с веслом", интернет-журнале "Пролог", газетах "Литературная Россия", "Книжевне новине" (в переводе на сербский язык), поэтической антологии "Смена палитр" (М., 2007).


    * * *
    Л. Б.

    Так бывает, если приглядеться, –
    надо быть внимательнее лишь, –
    проступает солнечное детство
    на скрижалях жертвенных жилищ.
    Пристально, незряче и безлико
    смотрит полночь.
    Время истекло.
    Контур свой очертит базилика
    даже через тусклое стекло.

    Обещают больше не присниться
    те, к которым медленно приду.
    Отраженье множится, дробится
    и стихает бликами в пруду,
    хрупким светом невесомых лодок,
    рябью складок замутнённых вод.
    Оттого поспешен и недолог
    разноцветный воздуховорот.

    И на дно сознания осели
    камни всплесков.
    Дальше – тишина.
    Беспричинна пауза в беседе,
    но зачем-то, видимо, нужна.

    Ранним утром запотеют окна.
    Крепкой нитью смётывая сны,
    еле различимые волокна
    штрихпунктиром соединены.

    Снегом вдруг присыпана в апреле,
    яблоня себе готовит май.
    Склёвывают жадно свиристели
    прошлогодний мелкий урожай.
    Выпрямится вогнутая ветка
    выстуженным полднем,
    и вспорхнёт
    птичья стайка, складываясь в вектор,
    острой кромкой раня горизонт.

    Всё уже отчётливо нездешне.
    И, ногой нащупав стремена,
    тишина в немеркнущей надежде
    неизбежно в ночь устремлена.



    * * *
    Что в руке моей – угадай.
    Целый мир, полагаешь? – Нет.
    Перспектива сужает даль,
    подступает глухой рассвет.

    Это царство и эта мгла –
    во все стороны, без конца,
    чтоб морщина к утру легла
    на лице моего отца.

    И рассыпанный звон монет
    прожигает ладонь насквозь…
    Ты об этом подумал? – Брось,
    это слишком простой ответ.

    Недогадливость – верный знак,
    что бесхитростно сердце впрок.
    Даже если бы ты и знал,
    догадаться бы вряд ли смог.

    Отлетал напоследок стриж.
    Отражается ночь в реке.
    Отчего ты теперь молчишь?
    Что увидел в моей руке?

    Веры щепоть да правды горсть? –
    Хорошо, что подумал так.
    Я бы волю собрал в кулак,
    если б только не ржавый гвоздь.

    …Извини, ты не угадал.
    Только ты не жалей о том.
    У тебя и меня – дела:
    мы сыграем с тобой потом.


    * * *
    от брызнувшего соком
    апельсина
    исходит запах
    раны ножевой
    две тыщи лет
    ни матери ни сына
    ни матери
    ни сына
    боже мой



    * * *
    Женщины не умирают – они так живут.
    Что же останется, что же останется после того, как?..
    Цвета угасают, потом пропадает звук:
    немое кино на широких экранах окон.

    Память неблагодарна и так слаба,
    но если тебе когда-нибудь будет надо
    прочитать по губам не-раз-слышанные слова,
    превозмогая шорохи листопада…

    Не уходи из меня, не истаивай, не исчезай
    капля за каплей, иззябшей дрожащею нотой.
    Видишь, как медленно скатывается слеза,
    оставаясь такой же единственной и одинокой…


    * * *
    Я был поэт, она была поэт.
    Нас было двое. Много или мало?
    Нас было двое много быстрых лет,
    скользнувших, как расстёгнутый браслет,
    но мы прошли – и вроде бы не стало.

    Я к ней тянусь из мёртвой глубины
    иссохшими беззвучными губами.
    Мы будущего помнить не вольны.
    Нас было двое. Это были мы,
    однажды оказавшиеся нами.


    * * *
    Мы обернулись – так похожи.
    И не простило солнце нам.
    Теперь на обожжённой коже
    осталась лишь розовина.

    Столбом не стали. Не ослепли.
    Не умираем до сих пор.
    И глина, из которой слеплен,
    не превращается в фарфор.


    * * *
    Потому, что берёт на излом
    каждый день, –
    а ещё почему бы? –
    я завязывал крепким узлом
    многократно знакомства и дружбы.
    Приглядишься: случайный набор,
    и не многие мною любимы…
    А знакомства идут до сих пор.
    А пора бы завязывать с ними.
    * * *
    я буду любить всегда
    говорит человек
    не будет
    я не могу без тебя
    говорит человек
    а сможет
    я не вынесу этого
    говорит человек
    и снова
    святая неправда
    но когда человек умирает
    он плачет
    оттого что не смог сдержать
    ни одного обещанья


    * * *
    в последнем страхе стать другим
    не с той ноги не так уж больно
    бывает только не с руки
    несладко хоть не в этом соль но
    пожухлый кокон дыроват
    и кто-то боже неужели
    убого просит даровать
    не гибель а преображенье


    * * *
    Мы рождены, чтоб сказку сделать болью.
    Дай, Джим, на лапу счастья мне.
    Не в деньгах счастье, траченное молью,
    а в опалённой нами купине.

    Всё в мареве плывёт перед глазами,
    и яд с причастием давно уже знаком.
    Ты, Моцарт, – Бах, и сам того не знаешь,
    когда дымит бессмертье косяком.

    Бессмертие, идущее на убыль,
    прощает слову первородства грех.
    Когда за слово выменяют рубль,
    оно живее мёртвых всех.

    И жизнь твоя прекрасна, но одна, –
    ненайденная квадратура круга.
    Не надо, Моцарт, чашу пить до дна!
    Оставь глоток бессмертия для друга.


    * * *
    Человек с оголённым торсом стоит у окна
    и пьёт из стакана холодное молоко.
    Он наблюдает, как в одинокий воскресный день
    нехотя пролетает первый снег.
    Где-то на улице в чёрных выбоинах асфальта
    застыла густая окрошка размокшей листвы
    с пшённой крупой тополей и берёз.
    В кухонном шкафу мерцает бутыль коричневого стекла,
    наполовину заполненная четырёхзвёздочным коньяком.
    Но человек должен пить не когда ему плохо,
    а когда хорошо…
    А за окном в это время возле аптеки появляется парочка
    с надеждой обзавестись средствами контрацепции.
    Аптека закрыта, и, постояв на холоде пару минут,
    подышав осторожно острым воздухом заканчивающегося октября,
    обозначив своё присутствие в мире тающими дышками, –
    разочарованные,
    они уходят, чтобы бродить по городу дальше,
    чтобы однажды понять невзначай:
    любовь – Боливар, не выдерживающий двоих…
    Человек ополаскивает стакан под струёй воды,
    шуршит шоколадной фольгой, прикрывая глаза.
    Ему отчего-то становится жарко –
    он открывает форточку и стоит перед ней,
    прислоняясь лбом к холодной коже стекла.
    Это жизнь, с которой он ничего не может поделать,
    которую даже повышенное содержание сахара в крови
    не делает слаще.


    * * *
    вновь деревья производят ветер
    надеваю тёплый белый свитер
    календарь настенный – там дельфины
    выпить бы таблетку адельфана
    осенью бывает как весною
    нужно подобрать всего два слова
    ударяют в грудь порывы ветра
    с марками закончились конверты
    это всё бессмысленные строки
    это всё беспомощные трюки
    если ищешь самый лёгкий выход
    а способен лишь на тяжкий выдох
    жизни всё воздастся за обиду
    только я тогда уже не буду
    остаются только свежий ветер
    молодость прогорклая да свитер
    белый-белый в смугло-синей мгле


    * * *
    Переходят поспешно на зимнее время.
    Осень к сроку поспела, как высшая мера.
    Предрассветное небо почти недвижимо:
    нити мокрого снега, пряди жирного дыма.

    Ни бессилья, ни силы, ни веселья, ни жали.
    Словно что-то продлили, а что – не сказали.
    Беспричинны ночами бессонницы чьи-то.
    В остывающем чае появилась горчинка.


    * * *
    В моё окно вливается листва
    прощальная.
    Прозрачная, немая.
    И разобрать последние слова,
    границы неба взглядом обнимая, –
    не удаётся…


    * * *
    И я со всем как будто бы прощаюсь,
    и я совсем как будто бы простился,
    но остаётся смутная причастность:
    истаявшие дымчатые листья,
    медлительная горечь отголосков,
    прозрачные сухие очертанья
    и через них пролёгшая полоска,
    и перелистываешь не читая…
    Ты – женщина,
    ты первое призванье,
    приготовленье длительного сходства
    с бесплотным отраженьем изваянья,
    с неотразимым чувством превосходства.
    И, отдаваясь случаю и силе,
    в тоске тускнея позже или раньше,
    как меркнешь ты мучительно красиво,
    и остаёшься, и не умираешь…
    Ты остаёшься первой и последней,
    ты остаёшься вечно двуедина,
    когда с тобой сливаемся и слепнем
    за пеленой задумчивого дыма…


    * * *
    Открой глаза, глубокие глаза,
    свои глаза бездонно-голубые…

    Склоняется в беспамятстве лоза.
    Мы забываем тех, кого любили.

    Сжимается пружинка темноты,
    пронзив зрачки, но их собой не раня.

    И почему-то вспомнилась мне ты,
    так пристально похожа на страданье.

    И в этот миг ты вспомнила меня…


    * * *
    Я когда-то страдал оттого, что меня не любят, –
    я и теперь об этом думать не перестал.
    Но однажды я понял, что люди всего лишь люди
    и нельзя от них требовать то, что не можешь сам.

    Книги любил, не расставался с ними,
    не придавал значенья простым словам.
    Пока я не понял, что книги всего лишь книги
    и мало в них проку, пока их не пишешь сам.

    А в это же время – жили, любили, пили,
    ссорились, строили, переезжали, рубили лес…
    Мир пребывал, всё оставалось в силе,
    с невероятной лёгкостью мы обходились без:

    я – без него, он – без меня. И оба
    были довольны. Так вот и жили мы
    рядом – самодостаточно и свободно
    и никому особенно не нужны.

    Мы коротали, бывало, время беседой даже.
    Иногда мне казалось, что поздно: «Пора, старик».
    А он говорил: «А ты знаешь, что будет дальше?»
    И это меня останавливало у двери.

    Долго ли жил я, коротко? Так, не очень.
    Жухлые листья видел проглядывающими сквозь снег.
    Значит, была зима, перед нею – осень,
    а листья наводят на мысль о былой весне…

    Было только одно различие между нами,
    и оно слегка нарушало наш паритет:
    мир этот вечен, а я – до конца не знаю…
    Видимо, вечен. Только ответа нет.

    * * *
    на несобранных яблок
    ах залёгших под снег
    полусгнивших и дряблых
    червоточинки нет
    но пора наступила
    бесполезных щедрот
    непрерывная сила
    отрывавшая от
    переспелая тяжесть
    отчего-то не всласть
    а другие остались
    не сумели опасть
    запоздалая милость
    слишком поздняя ос
    ень и всё что случилось
    никогда не сбылось


    * * *
    Почему-то я совсем не помню:
    говорят, когда мне было пять, –
    словно было с кем-то не со мною, –
    я любил девчонок целовать.

    Как представить маленькое тело с
    самым первым проблеском души?
    Помню только – сильно мне хотелось
    тоже вдруг однажды стать большим…

    Грязно-жёлтый фон пятиэтажки,
    но от солнца ярко во дворе,
    и в песке под стёклышком бумажки
    в смутно понимаемой игре.

    И пока светло на белом свете,
    и пока ещё бессмертны все,
    едет мальчик на велосипеде,
    и мелькают спицы в колесе…

    А потом мне было семь и девять…
    Восемнадцать, двадцать, двадцать два…
    Потому что если очень верить,
    то мечта сбывается всегда.


    * * *
    Ильмире Болотян

    Возвращенье подарка.
    Спокойно и так светло.
    Тишины равновесие, хрупкое, как стекло.
    Немного неловко,
    но это должно пройти.
    Божья коровка –
    к лету лети, лети!

    Слабость улыбки.
    Лёгкие облака.
    Голубая прозрачность призрачно глубока.
    Ты не собьёшься со своего пути.
    Божья коровка –
    к небу лети, лети…


    Произведение вошло в лонглист конкурса. Номинатор - Дом Ильи
    © Дмитрий Чернышков. Возвращенье подарка

15.04.11. ФИНАЛИСТЫ конкурса-акции "РУССКИЙ ХАРАКТЕР: НОВЫЙ ВЗГЛЯД" (публицистика) - в рамках Илья-премии:: 1. Кристина Андрианова (Уфа, Башкирия). По дороге к надежде, записки. 2. Вардан Барсегян (Новошахтинск, Ростовская область). Русский дух, эссе. 3. Оксана Барышева (Алматы, Казахстан). Верность родному слову, эссе. 4. Сергей Баталов (Ярославль). Воспитание характера, статья. Уроки рыбьего языка, или Дао Иванушки-дурачка, эссе. 5. Александр Дудкин (Маза, Вологодская область). Болезнь роста. Лишь бы не было войны. Бессмысленная беспощадность. Коллективизм индивидуалистов, заметки. 6. Константин Иванов (Новосибирск). Конец русского характера, статья. 7. Екатерина Канайкина (Саранск, Мордовия). Русский характер, эссе. 8. Роман Мамонтов (Пермь). Медный разрез, эссе. 9. Владимир Монахов (Братск, Иркутская область). Доморощенная сказка про: русское "можно" и европейское "нельзя", эссе. 10. Евгений Писарев (Тамбов). Зал ожидания, заметки. 11. Дмитрий Чернышков (Бийск, Алтайский край). Спаситель №25, эссе. 12. Галина Щекина (Вологда). Размышления о русском характере, рассказы. Конкурс проводится Фондом памяти Ильи Тюрина, журналом "Журналист" и порталом для молодых журналистов YOJO.ru. Окончательные итоги конкурса будут подведены в Москве 14-15 мая 2011 года – в рамках литературных чтений "ИЛЬЯ-ПРЕМИЯ: ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ".


ПРОЕКТЫ ЛИТО.РУ

ТОЧКА ЗРЕНИЯ: Современная литература в Интернете
РУССКИЙ ЭПИГРАФ
Литературный конкурс "БЕКАР"
Имена Любви
Сатирикон-бис
Дорога 21
Книгоиздание
Шоковая терапия

Кипарисовый ларец
Кирилл Ковальджи
Памяти А.И.Кобенкова
Дом Ильи

Происшествие
Каникулы
Каренина

Наш выпуск
Студия WEB-техника
Цветной бульвар

ССЫЛКИ

Ссылки





 

© Фонд памяти Ильи Тюрина, 2007. © Разработка: Алексей Караковский & студия "WEB-техника".